Словно в подтверждение этих мыслей, возвращая меня к реальности, над головой низко, с оттяжкой, просвистело, опять громыхнуло и опять где-то рядом. Там расцвел новый белый огонь. Я всем телом вжалась в дрогнувшую землю, зажмурилась и стиснула зубы. Страх подкатил к горлу, мешал дышать.
— Глеб, ну где же ты? — всхлипнула я почти беззвучно.
Но пирата рядом не было. Вообще никого живого не было. Только огонь и перемешанная со снегом земля.
Я хочу проснуться. Где угодно, как угодно, но сейчас!
Опять рвануло. Показалось, что еще ближе. Я закусила губу и тихонько заскулила от страха.
Вин! Пожалуйста, пусть все это кончится! В чем, когда я провинилась? Перед кем? Лучше бы Клякса согласился избавиться от меня сразу! Или пристрелил еще тогда, на корабле…
Вспышка. Грохот. Удары по спине — горячие комья земли, поднятые взрывом.
Да что здесь вообще происходит?! Разве вот так воюют сейчас? Лучше бы они сожгли всю эту равнину вместе со мной, лишь бы не видеть, не слышать, не чувствовать на затылке пахнущего тленом дыхания…
Не знаю, сколько я так пролежала, совершенно потеряв счет времени и тщетно пытаясь отыскать в себе мужество еще раз подняться, еще раз оглядеться. Попытаться выжить. Ведь это тогда, при нападении пиратов, я ничего не могла сделать: не было времени, не хватило бы сил. А сейчас — пожалуйста, никто ведь меня не держит, и спасение в моих собственных руках. Тогда отчего я лежу и трясусь? Почему совесть, попрекавшая меня общением с Кляксой, молчит теперь? Или я только на то и гожусь, чтобы ныть и жаловаться?
Тоже мне, «дикий» врач! Специалист по освоению новых планет! Человек героической профессии!
Только уговоры и ругань не помогли: я отчаянно трусила, боялась даже глубоко дышать, чтобы не привлечь к себе внимания — не то тех, кто здесь воевал, не то самой смерти.
Но в конце концов я все же заставила себя шевелиться. Вернее, не я; мороз. Показалось нелепым и очень обидным — умереть от холода, даже не попытавшись с ним справиться.
Сложнее всего далось первое движение: упереться ладонями в землю, чуть приподняться и оглядеться. Некоторое время я откладывала этот рывок, а потом все же стиснула зубы и заставила себя его совершить. Осмотрелась, стараясь увидеть долину глазами не обреченной жертвы, но готового действовать человека.
Пытаясь не обращать внимания на огонь и смерть, я пригляделась и обнаружила, что горы не такие уж однообразные, да и равнина, кажется, не настолько дикая. Чуть в стороне, у подножия первой гигантской естественной ступени одной из скал, вдали от основного очага боя, виднелось какое-то строение, и именно его я выбрала в качестве цели.
Это был простой и, может быть, не самый умный план, и какой-нибудь опытный человек мог раскритиковать его в пух и прах. Но человека такого рядом не было, зато с появлением цели вдруг стало легче.
Собрав все силы и решимость, я оттолкнулась от земли, поднялась на четвереньки. Где-то неподалеку опять бабахнуло, но я закусила губу, втянула голову в плечи и все-таки встала на ноги. И побежала — низко пригнувшись, на полусогнутых, каждое мгновение ожидая, что следующий раз непременно грохнет прямо у меня под ногами. Что некто грозный и страшный — там, в темноте — заметит одинокую фигурку, подсвеченную белым пламенем, и решит, что я зажилась на свете.
Но бег оказался недолгим. Сосредоточенная на единственной цели и борьбе с собственными страхами, подзуживающими лечь и накрыть голову руками, я недостаточно внимательно смотрела под ноги, за что и поплатилась. Зацепившись за один из трупов, вновь растянулась на земле. Напружинившееся от страха тело отозвалось болью, кажется, в каждой клеточке, а труп — болезненным стоном.
Я сначала шарахнулась, откатилась в сторону, но тут же шикнула на себя, поднялась и вернулась, чтобы осмотреть лежащего. Гордиться тут было нечем: вели меня не сострадание, не желание спасти чужую жизнь, приличествующее врачу, а смесь любопытства, вяло шевельнувшегося чувства долга, воспоминаний о строгом желчном старике, читавшем у нас курс этики, и затрепетавшей в груди надежды, что вдвоем с кем-то, наверное, будет не так страшно.
Я плюхнулась на колени в грязную снежную кашу рядом с телом.
Мужчина лежал навзничь. Легкую боевую броню пестро-серого камуфляжного окраса местами расцвечивали черные пятна копоти. Только теперь я вдруг сообразила, что различать цвета при таком освещении вроде бы не должна, да и так хорошо видеть — тоже. Но эта мысль скользнула по краю сознания, не отвлекая от осмотра.
Шлем незнакомца треснул, лицевой щиток отлетел и потерялся, значит — или сотрясение, или контузия обеспечены. Еще из видимых повреждений — травматическая ампутация правой кисти, на которой я и сосредоточилась в первую очередь, передавив артерию. Плохая рана, грязная, рваная. Удивительно, что этот человек вообще еще жив, потеряв столько крови! Может, его ранило совсем недавно?
Я растерянно ощупала свои карманы, соображая, что в них может быть полезного. Выходило — ничего, и я с тоской вспомнила об оставшихся на пиратском корабле медикаментах. Я же не могу вот так держать его руку, у меня надолго просто не хватит сил! Пальцы уже слабели, норовили соскользнуть с мокрой от грязи и крови кожи, еще несколько минут — и все. А перетянуть нечем. То есть совсем, и от комбинезона ничего не оторвешь, слишком прочная ткань, а с мужчины… Да я понятия не имела, что у него есть!
Может, попробовать прижечь? Это, конечно, варварство и безумие, но если нет другого выхода… Костров здесь навалом, вопрос, чем именно прижигать? Не совать же раненого в открытый огонь, ему только ожога не хватает для полного счастья!
Снова где-то рядом прогремел взрыв. Я опять втянула голову в плечи и согнулась еще ниже, стараясь не выпустить руку раненого и прикрыть его от летящих комьев земли. И буквально носом уткнулась в небольшой красный крестик на грудной пластине брони.
Ну конечно, «айка»![27] Как я могла про нее забыть?!
Достать пакет из крепления оказалось несложно — он на то и рассчитан, чтобы боец мог воспользоваться в полубессознательном состоянии. Содержимое я знала и без подписей, этому тоже учили в институте. Для начала жгут — широкая и тонкая эластичная лента, потом — обезболивающее и противошоковое. А еще, поколебавшись, ввела зверский коктейль из стимуляторов и гормонов: в клинической медицине его не применяют из-за «побочки» и последствий, но там и необходимость поднять чуть живого человека на ноги, минуя стадию выздоровления, обычно не стоит. Самое место этой дряни в армейской «айке».
Не люблю военных. Не персонально, а вообще, в целом, армию и
