Тот же голос прозвучал ближе, а мои вытянутые ноги перечеркнула тень. Нахмурившись, я повернула голову, скользнула взглядом снизу вверх по непривычной черной повседневной форме. По пряжке ремня с блестящим гербом и букету ландышей — хрупкие крошечные колокольчики в мужской ладони казались особенно уязвимыми, по паре маленьких золотых звездочек и нескольким кружочкам наград на груди, дальше, по воротничку-стойке… А потом провалилась в синюю бездну.
Не отдавая себе отчета, что делаю, я медленно поднялась, рожок с мороженым выпал из ослабевших пальцев — кажется, прямо на юбку.
— Живой… — выдохнула я почти беззвучно. — Живой!
— Это… случайно получилось, — неуверенно и даже как будто виновато улыбнулся он, но я не слышала. Я захлебывалась эмоциями, тонула в мыслях, а потом, словно кто-то щелкнул выключателем, в голове стало светло и пусто.
Пощечина получилась настолько выразительной, что от хлопка в воздух с шелестом поднялась стая голубей, топтавшихся на дорожке совсем рядом. А в следующее мгновение я уже изо всех сил прижималась к мужчине. Меня отчаянно трясло — от страха, что все это сон, от неверия, от негодования, от… да мало ли от чего еще!
— Хорошо, что гражданским оружие не выдают, — с иронией заметил Глеб.
Вот только ответные объятия у него получились слишком крепкими для того спокойствия, какое он пытался продемонстрировать. Настолько, что мне стало тяжело дышать. Пальцы зарылись мне в волосы, ладонь легла на затылок, прижала мою голову к груди.
— Ненавижу тебя, мутант ублюдочный…
— Тебе не идет так ругаться, — тихо укорил он. — Тем более что рожден я был во вполне законном браке.
Я молча ткнула его кулаком куда-то под ребра, чем вызвала нервный смешок.
— Прости, — через минуту, которую мы просто стояли у скамейки, проговорил мужчина. — Я не хотел причинять тебе боль.
— Поэтому ничего не сказал? Поэтому позволил себя оплакать?!
— Я был уверен, что умру, — возразил он. — Не хотелось давать тебе ложную надежду, позволять думать обо мне лучше, чем есть. Мне казалось, если не расскажу, тебе проще будет забыть. Да и… струсил, что скрывать.
— А что тогда вот это? — Я чуть отстранилась, запрокинула голову и выразительно оттянула ткань формы. — Что, это было не особо секретное задание? Устранить проблему, внедрившись в банду, не считая потерь среди личного состава…
— Это была инициатива нескольких отморозков, которым нечего терять. И прикрывал меня один-единственный подполковник, на свой страх и риск, в свободное от службы время. За эти годы он легко мог погибнуть, мог вылететь на пенсию и вряд ли сумел бы отмазать после всех «подвигов». Мы изначально знали, что это путь в один конец, и не надеялись выжить. Меня всего несколько дней назад официально помиловали. — Глеб опять усмехнулся. Все так же кривовато, но уже, кажется, более естественно.
— И ты только теперь приехал?!
— Боялся сделать еще хуже. — Он неопределенно пожал плечами. — Я вообще поначалу не собирался приезжать, не хотел окончательно ломать твою жизнь. На кой тебе такой придурок и напоминания о худших днях в твоей жизни? Но эгоизм в итоге победил. Дай, думаю, все же поздороваюсь, если что — прогонишь, ты девушка самостоятельная. Или родню натравишь.
— Придурок, — согласилась я. — Иначе догадался бы уже поцеловать и подарить цветы. Или это не мне?
Он в ответ рассмеялся — тем самым живым, настоящим смехом, который почти заставил меня поверить, что бывают хорошие пираты.
Не бывает их, конечно. Просто он не пират…
А еще я в этот момент обратила внимание, что у него прибавилось морщин. Вот этой вертикальной полоски между бровями не было, и носогубные складки выделялись резче, и мимические морщины стали заметно глубже. Сначала растерялась, ведь не так долго мы не виделись, а потом вдруг осознала оброненное им «несколько дней как помиловали» и похолодела.
Похоже, моему измененному эти два месяца дались куда тяжелее…
А потом он все же решил исправиться и поцеловал — коротко, жадно, обхватив одной ладонью мой затылок, и все прочие мысли в мгновение сделались малозначительными и пустыми. Да плевать, что было раньше. Главное, сейчас — вот он, рядом…
— Вин! — с нервным смешком выдохнул Глеб мне в губы, прижался лбом ко лбу и прикрыл глаза.
— Что? — шепотом спросила я.
— Я даже не знаю, что больше, — тихо засмеялся измененный. — Во-первых, я сейчас понимаю, что не судьба мне хоть немного побыть приличным человеком, потому что идея культурного ухаживания не выдерживает столкновения с практикой. Мне просто не хватит на это терпения.
— А во-вторых? — уточнила я, потому что он умолк.
— А во-вторых, мысли эти имеют вполне определенное материальное проявление.
— Чего? — растерялась я.
— Штаны у этой формы слишком узкие, так что даже видимость приличного человека сохранить не получится, — вновь засмеялся он. Я пару раз непонимающе хлопнула ресницами, а потом почувствовала, как смущение жаром плеснуло к щекам.
— Извращенец, — пробурчала, чтобы хоть что-то сказать, и спрятала пылающее лицо у него на груди.
Вот как у него столь легко получается вгонять меня в краску? И вроде раньше никогда особенной стеснительностью не отличалась!
— Не скажи, — весело возразил Глеб, мягко поглаживая мой затылок кончиками пальцев. — Самая что ни на есть естественная и нормальная реакция. Тем более что я так долго все это представлял себе в красках, что сейчас уже, кажется, рефлекс выработался…
— Что представлял?
— Что сделаю с тобой при встрече. Должен же я был чем-то скрасить ожидание смертного приговора.
Я прерывисто вздохнула, вновь, до судорог в пальцах, впилась в форму измененного.
— Ну вот, я опять тебя расстроил. Прости. Я конечно же не стану на тебя давить и дам время подумать, привыкнуть, морально подготовиться и все такое. Может быть, даже уйду, если прогонишь. Во всяком случае, попытаюсь это сделать. Но вот именно сейчас надо некоторое время постоять и подумать о чем-то отвлеченном. И пока не целовать тебя в общественных местах. Хорошо, что у тебя юбка широкая…
— Дурак, — не выдержала я и тихонько засмеялась. По-моему, впервые за эту весну. А потом заметила: — Ты сейчас здорово не похож на себя на «Ветренице». Причем… не знаю. Как будто легче, живее. Несмотря на…
— Наверное, — легко согласился он. — Там приходилось работать над собой, сдерживаться, а это трудно: я все-таки силовик, не агент разведки. За годы привык, оброс шкурой, научился контролировать эмоции. Да и поводов для них особых не было. До твоего появления. А с тобой все приобретенные привычки рисковали полететь в черную дыру, несмотря на мое старание. Ну и да, я сейчас слишком много болтаю, но это пройдет. Просто в одиночке с этим было как-то… Тьфу, опять я не о том. Я скучал. Вин… Нет, не так.
