Однако в небольшом отряде невозможно скрываться бесконечно, поэтому поутру, завидев шустро снующего по двору пацана, хранитель снова напрягся. Он ждал чего угодно, от череды вполне заслуженных насмешек до откровенных издевательств над своей невезучей персоной. Заранее запасся терпением и, столкнувшись с малышом нос к носу у конюшни, уже приготовился к худшему, но… ничего плохого не случилось: Белик молча обошел замершего спутника и сделал вид, что не понял, отчего так вытянулось его лицо. Всю дорогу до ворот он подчеркнуто держался рядом с Таррэном. По-прежнему молчал, изредка кидая по сторонам сосредоточенные взгляды. На остроухих спутников вовсе не обращал внимания, даже на попытку Корвина завязать разговор не отреагировал. А после того как Боррева скрылась из глаз, вовсе сорвался с места и умчался на своем чудовищном звере в неизвестном направлении.
Линнувиэль, кинув неприязненный взгляд на полуденное солнце, огорченно вздохнул. То, что проблема была в нем, он прекрасно понимал: Белик явно обладал какой-то магией, но по неизвестным причинам тщательно скрывал этот факт. Вернее, искусно прятал за дурашливостью, едкими насмешками и язвительными замечаниями, от которых даже сдержанного Сартаса порой бросало в дрожь. Но теперь хранитель видел: всем этим фарсом Белик добивался лишь одной-единственной цели — не дать попутчикам к себе приблизиться, не дать времени и возможности узнать себя настоящего. Любой ценой, любым путем отвлечь. А один глупый эльф сумел нарушить эту тщательно выверенную дистанцию, за что и поплатился: с определенного момента его старательно игнорировали. Ни слова, ни укора, ни одной гадости, ни даже ехидного «Линни» для проверки. Совсем ничего. И это неожиданно ранило.
Линнувиэль больше не боялся прослыть безумцем. Не пытался никого обманывать и скрывать то, в чем прежде никогда бы не признался даже себе. Темная бездна! Он просто хотел узнать правду! Но не от воеводы или сородичей, не от красивой эльфийки, поглядывающей в его сторону со все возрастающим беспокойством, и даже не от Таррэна. Нет. Он хотел услышать ее от того, кто сумел разбудить его душу и вернул ее из такого мрака, откуда обычно не возвращаются.
— Линнувиэль, ты хорошо себя чувствуешь? — озабоченно спросил Сартас, поравнявшись с собратом. — Ты бледен как полотно. Рана не открылась?
Хранитель неохотно очнулся от невеселых дум и, смутно подивившись такому участию (вот уж от кого не ждал!), покачал головой.
— Нет.
— Уверен?
— Конечно.
— Может, остановимся пораньше? — неожиданно нахмурился и Корвин. — Ты слишком слаб для такого пути. Маликон, спроси у лорда Таррэна, не будет ли он возражать? Знаю, что мы торопимся, но не думаю, что спешка будет стоить чьей-то жизни.
— Со мной все в порядке, — буркнул Линнувиэль, толкая пятками своего жеребца. — Помирать не собираюсь, не надейтесь. А что бледный — не страшно. Вот скоро отъемся, отосплюсь, сил накоплю побольше и порозовею.
— Главное, чтобы не обожрался, не потолстел и не начал огнем плеваться, — подозрительно серьезно заметил Шранк. — А то нам с тобой будет не совладать. Придется ушастым шариком катить по дороге, чтобы загнать на место, а оглушать так, как любит Белик, — толстой дубиной с разгона.
Хранитель тихонько фыркнул.
— Нет, ты не думай, что я против, — невозмутимо продолжил воевода. — Просто имей в виду: если вдруг захочешь в лоб получить али в глаз, чтобы от дурости-то избавиться, так я буду первым в очереди.
— Мечтай, мечтай.
— Хочешь сказать, так и останешься на всю жизнь идиотом? — округлил честные глаза Шранк. — А как же стремление к совершенству? Как же ваша вечная любовь к созиданию? И вечная тяга к новому? Побыл бы для разнообразия умным — вдруг бы понравилось?
Сартас кашлянул, предупреждающе покосившись на развеселившегося смертного, но Линнувиэль только криво усмехнулся.
— Предлагаешь у тебя поучиться?
— А что такого? — демонстративно расправил плечи Страж и выразительно потер громадный кулак. — Вот оно, хранилище знаний. Никогда не подводит, если надо кому-то открыть глаза. И вообще, чтоб ты знал, я настоящий кладезь мудрости. Поделюсь так поделюсь: потом полжизни будешь осколки сплевывать и вспоминать меня добрым словом.
— «Добрым словом» я тебя и сейчас могу благословить. Безвозмездно. Ты мне только тональность подскажи, а то я не уверен, что смогу правильно подобрать нужный ритм.
— Так привал будет, и подскажу, — спокойно кивнул Шранк. — И тональность, и ритм, и все остальное. Ножики свои только захвати для пущего эффекта, и мы прекрасно поладим.
— Договорились, — хищно усмехнулся Линнувиэль. — С меня ножи, с тебя — мудрость, а там посмотрим, у кого больше убежденности во взглядах.
Воевода оценивающе прищурился, внимательно оглядел встрепенувшегося остроухого и остался доволен: кажется, тот окончательно пришел в себя, поскольку ничто так не способствует правильной работе мысли, как веселая бесшабашная злость. И она же, кстати, отлично помогает избавиться от последствий трудно переносимого взгляда вожака. На себе испытали. А теперь и ему придется, герою ушастому, а то что-то совсем загрустил.
Таррэн проследил за взглядом друга и одобрительно кивнул, но никто, кроме Шранка, этого уже не заметил.
— Ну, получил свое? — ехидно пропела Белка, едва потрепанный эльф со злобным шипением выбрался из речки, где пытался отмыть плачущее кровавыми слезами тело: на обещанном привале проклятый Страж всего за полчаса уделал его так, что с импровизированный арены молодой хранитель почти что уполз.
Мудростью, чтоб его… поделился! Проклятая Гончая! Сказал бы кто раньше, на что способно это ухмыляющееся чудовище, Линнувиэль сто раз бы подумал, прежде чем с ним связываться. Неужели это человек?! Конечно, эльфы видели его в бою с гиенами, но чтобы так быстро махать мечом… Пожалуй, с ним даже личный телохранитель владыки Тирриниэля
