Он отхлебнул вина и продолжал:
– Много позже, вернувшись с Переландры, Рэнсом случайно оказался в доме старого умирающего человека. Это было в Кемберленде. Имя его вам ничего не скажет, но он был Пендрагон, преемник короля Артура. Тогда мы узнали правду. Логрис не исчез, он всегда живет в сердце Англии, а Пендрагоны сменяют друг друга. Старик был семьдесят восьмым Пендрагоном, считая от Артура. Он благословил Рэнсома. Завтра мы узнаем, кто будет восьмидесятым. Одни Пендрагоны остались в истории по иным причинам, о других не слышал никто. Но всегда, в каждом веке, они и очень немного их подданных были рукою, которая двигала перчатку. Лишь из-за них не впала страна в сон, подобный сну пьяного, и не рухнула в пропасть, куда ее толкает Британия.
– Ваш вариант английской истории, – сказал Макфи, – не подтвержден документами.
– Документов немало, – сказал Димбл и улыбнулся, – но вы не знаете языка, на котором они написаны. Когда история этих месяцев будет изложена на вашем языке, там не будет ни слова ни о нас с вами, ни о Мерлине с Пендрагоном, ни о планетах. Однако именно теперь произошел самый опасный мятеж Британии против Логриса.
– И правы, что не напишут о нас, – сказал Макфи. – Что мы здесь делали? Кормили свиней и разводили неплохие овощи.
– Вы делали то, что от вас хотели, – сказал Рэнсом. – Вы повиновались и ждали. Так было и так будет. Я где-то читал, что алтарь воздвигают в одном месте, чтобы огонь с небес сошел в другом. А черту подводить не надо. Британия проиграла битву, но не погибла.
– Значит, – сказала матушка Димбл, – Англия так и качается между Британией и Логрисом?
– Разве ты не замечала? – сказал ее муж. – В этом самая суть нашей страны. Того, что нам заповедано, мы сделать не можем, не можем и забыть. Посуди сама: как неуклюже все лучшее у нас, какая в нем жалобная, смешная незавершенность! Прав был Сэм Уэллер, когда называл Пиквика ангелом в гетрах. Хороший англичанин и выше, и нелепей, чем надо. А все у нас в стране или лучше, или хуже, чем…
– Димбл! – сказал Рэнсом.
Димбл остановился и посмотрел на него. Джейн даже показалось, что он покраснел.
– Вы правы, сэр, – сказал он и снова улыбнулся. – Забыл! Да, не мы одни такие. Каждый народ – двойной. Англия – не избранница, избранных народов нет, это чепуха. Мы говорим о Логрисе, потому что он у нас и мы о нем знаем.
– Можно попросту сказать, – возразил Макфи, – везде есть и добро и зло.
– Нет, – сказал Димбл, – нельзя. Понимаете, Макфи, если думать о добре вообще, придешь к абстракции, к какому-то эталону для всех стран. Конечно, общие правила есть и надо их соблюдать. Но это – лишь грамматика добра, а не живой язык. Нет на свете двух одинаковых травинок, тем более – двух одинаковых святых, двух ангелов, двух народов. Весь труд исцеления Земли зависит от того, раздуем ли мы искру, воплотим ли призрак, едва мерцающий в каждом народе. Искры эти, призраки эти – разные. Когда Логрис поистине победит Британию, когда дивная ясность разума воцарится во Франции – что ж, тогда придет весна. Пока же наш удел – Логрис. Мы сразили сейчас Британию, но никто не знает, долго ли это продлится. Эджстоу не восстанет из праха после этой ночи. Но будут другие Эджстоу.
– Я как раз хотела спросить, – сказала матушка. – Может быть, Мерлин и планеты немного… перестарались? Неужели весь город заслужил гибель?
– Кого вы жалеете? – сказал Макфи. – Городской совет, который продал жен и детей ради института?
– Я мало знаю об этих людях, – сказала матушка. – Но вот университет, даже Брэктон… Конечно, там было ужасно, мы это понимаем, но разве они хотели зла, когда строили свои мелкие козни? Скорее, это просто глупо.
– Да, – сказал Макфи, – они развлекались, котята играли в тигров. Но был и настоящий тигр, и они его приманили. Что же сетовать, если, целясь в него, охотник задел их?
– А другие колледжи? Нортумберленд?
– Жаль таких, как Черчвуд, – сказал Деннистон, – он был прекрасный человек. Студентам он доказывал, что этики нет, а сам прошел бы десять миль, чтобы отдать два пенса. И все-таки… была ли хоть одна теория, применявшаяся в Бэлбери, которую не проповедовали бы в Эджстоу? Конечно, ученые не думали, что кто-нибудь захочет так жить. Но именно их дети выросли, изменились до неузнаваемости и обратились против них.
– Боюсь, дорогая, что это правда, – сказал Димбл.
– Какая чушь, Сесил! – сказала матушка.
– Вы забыли, – сказала Грейс, – что все, кроме очень хороших, готовых к жертве, и очень, очень плохих, покинули город. Вообще же, Артур прав. Забывший о Логрисе сползет в Британию.
Больше она ничего не сказала: кто-то сопел и ворочался за дверью.
– Откройте дверь, Артур, – сказал Рэнсом.
Через несколько секунд все вскочили, радостно охая, ибо в комнату вошел мистер Бультитьюд.
– Ой, в жизни бы!.. – начала Айви и сама себя перебила: – Бедный ты, бедный! Весь в снегу. Пойдем покушаем. Где же ты пропадал? Смотри, как увозился!
5
Поезд дернулся в третий раз и дальше не пошел. Свет в вагонах погас.
– Черт знает что! – сказал голос во тьме.
Трое пассажиров в купе первого класса легко определили, что он принадлежит их холеному спутнику в коричневом костюме, который всю дорогу давал им советы и рассказывал вещи, неведомые простым смертным.
– Как кому, – сказал тот же голос, – а я должен быть в университете.
Коричневый пассажир встал, открыл окно и выглянул во тьму. Другой пассажир сказал, что ему холодно. Тогда он сел на место.
– Стоим уже десять минут, – сказал он.
– Простите, двенадцать, – сказал второй пассажир.
Поезд не трогался. Стало слышно, как ругаются в соседнем купе.
– Что за черт? – сказал третий пассажир.
– Откройте дверь!
– Мы что, на кого-то налетели?
– Все в порядке, – сказал первый. – Меняют паровоз. Работать не умеют. Набрали невесть кого…
– Эй, – сказал кто-то. – Едем!
Поезд медленно сдвинулся с места.
– Сразу скорость не наберешь, – сказал второй.
– Наверстаем, – сказал первый.
– Свет бы зажгли, – сказала женщина.
– Что-то не наверстываем, – сказал второй.
– Да мы опять остановились!
Снова тряхнуло. С минуту все звенело и звякало.
– Безобразие! – воскликнул первый пассажир, открывая окно.
На сей раз ему повезло больше – внизу кто-то шел с фонарем.
– Эй! Носильщик! Кто вы там! – заорал пассажир.
– Все в порядке, все в порядке, – сказал человек с фонарем, проходя мимо.
– Очень дует, – сказал второй.
– Впереди свет, – сказал первый. – То ли пожар, то ли прожектор.
– Какое мне дело, – сказал второй. – Ох ты, господи!
Тряхнуло снова. Вдалеке раздался грохот. Поезд медленно тронулся, словно прокладывая себе путь.
– Я этого так не оставлю! – сказал первый. – Какое безобразие!
Через полчаса показалась освещенная платформа.
«Говорит станция Стерк, – сказал громкий голос. – Важное сообщение. В результате легких подземных толчков платформа Эджстоу выведена из строя. Пассажиры, направляющиеся в Эджстоу, могут выйти здесь».
Первый пассажир вышел. Он всюду
