Не для взрослых. Время читать!

влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза».

И как, повторим, не ужаснуться, если вдруг перед тобой - человек выше двух метров роста (сажень). Да еще неимоверно худой и насквозь просвечивающий! Любой испугается.

«…А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез.»

Да, все кончилось, но только не для Берлиоза. Для него все только начиналось.

Потому что в разгар беседы Берлиоза со своим спутником - молодым поэтом Иваном Бездомным - «в аллее показался первый человек».

2

Внимательный читатель немного удивится: что это за фамилия такая - Бездомный?

Это, конечно, не фамилия, а литературный псевдоним. Еще до революции 1917 года некоторые писатели, которые хотели заявить себя близкими к революционерам, защитниками «угнетенных» - рабочих и крестьян, как бы готовыми разделить с ними их нищету, их, как тогда говорили, «горькую долю», брали себе «говорящие» псевдонимы: Демьян Бедный (настоящее имя Ефим Придворов), Максим Горький (Алексей Пешков).

А в конце 20-х годов ХХ века, когда начал писать свой роман Михаил Булгаков, таких литературных псевдонимов было полно. Потому что советская власть, установившаяся в России в начале 20 -х, после победы в гражданской войне Красной армии над Белой, всячески поощряла бедных и малообразованных, внушая им, что сама их бедность - уже замечательное качество, а богатые, сколько бы пользы не принесли они ранее своей стране, ничего, кроме тюрьмы и пули, не заслуживают. А кто читал повесть Булгакова «Собачье сердце» или хотя бы смотрел замечательный фильм по ней, знает, как относился Булгаков к тем, кто заявлял себя «трудовым элементом» безо всяких на то оснований.

Были известны поэты Иван Приблудный, Михаил Голодный. И любовь к таким именно псевдонимам уже изображалось некоторыми писателями - современниками Булгакова - сатирически. Например, в романе Н. Никандрова действуют молодые - ну, не писатели, а скорее решившие, что они писатели, - Антон Нелюдимый, Анна Новая, Антон Тихий, который рвется в дом писателей в галошах на босу ногу - примерно так, как вскоре в романе Булгакова явится в специально писательский ресторан (куда пускали только по удостоверениям) Иван Бездомный в нижнем белье… Литераторы в этом романе знакомятся, называя свои «литературные имена»: «Я Иван Бездомный. - А я Иван Бездольный. - А я Иван Безродный». Есть там Антон Нешамавший и Антон Неевший.

В первой редакции своего романа Булгаков дает герою - довольно невежественному человеку, пишущему стихи, которые он сам же потом в порыве откровенности назовет «чудовищными», - имя «Антоша Безродный». А потом останавливается на «Иване Бездомном». Как вы уже заметили, имена «Антон» и «Иван» почему-то пользовались особенным спросом у молодых поэтов.

3

Так вот, появился в этот страшный вечер в аллее на Патриарших прудах (до сих пор, заметим, любимых москвичами, но с легкой руки автора романа «Мастер и Маргарита» и не только москвичами) человек. «Он был в дорогом костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях».

Ну кого сегодня можно удивить «заграничными туфлями»? А вот когда Булгаков писал свой роман, а также и тогда, когда роман печатался - через 25 лет после смерти автора! - эти туфли в цвет дорогого костюма были, представьте себе, очень и очень необычной для повседневной советской жизни деталью. И недаром они обратили на себя внимание двух собеседников - как и весь облик незнакомца. Потому что один из этих собеседников - Иван Бездомный - одет так: «в заломленной на затылок клетчатой кепке», а также в «жеваных белых брюках и черных тапочках». Вот по этому костюму в те годы сразу было видно - наш человек, советский!

Вернемся к портрету незнакомца: «Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя». Замечу, что пудель этот - непростой: при его помощи людям начитанным, таким, кто читал знаменитого «Фауста» знаменитого Гёте, автор «Мастера и Маргариты» давал некий знак - будьте настороже!

«По виду - лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый - почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом - иностранец».

На мой вкус, последняя фраза - очень, очень смешная. Почему если разные глаза, кривая улыбка и одна бровь выше другой, то «словом - иностранец»?! Но Булгаков хорошо знал советский быт. В то время, когда он писал свой роман, уже возник типовой облик советского человека. И неписаной особенностью этого человека было - не выделяться, быть похожим на всех остальных.

Потому что те, кто как-то выделялись, - костюмом или даже просто внешностью, - недолго гуляли на свободе. Рассказывают, что замечательного поэта и писателя Даниила Хармса (мы с вами к нему еще когда-нибудь обратимся), который выглядел как иностранец, - и иностранный псевдоним взял нарочно (Хармс, а не какой-нибудь Безродный или Разутый), хоть был вполне русским, - добрые советские люди не раз сдавали милиции как «иностранного шпиона». А разве много надо ума, чтобы понять, что шпион будет стараться одеться так, чтоб его ни в коем случае не приняли за иностранца? Но велико было недоверие советских людей ко всякому, кто не похож на других. (В конце концов Хармс был арестован и расстрелян.)

Иностранцы же попадались на улицах Москвы и тем более других городов крайне редко - и обязательно в сопровождении приставленных к ним специальных людей: чтобы не допустить непредусмотренных контактов с советскими людьми. Все было под контролем.

Сейчас, через 15 с лишним лет после конца советской власти и полученной всеми нами в результате этого, среди прочих свобод, и свободы любых «контактов» одного человека с другим, не так-то легко все это себе представить, вообразить. Но Булгаков среди этого жил - и пытался описать.

4

И вот предполагаемый иностранец (дальше его автор так и называет - будто под влиянием своих героев) усаживается «на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей.

«Немец…» - подумал Берлиоз.

«Англичанин… - подумал Бездомный. - Ишь, и не жарко ему в перчатках».

А иностранец окинул взглядом высокие дома, квадратом окаймлявшие пруд, причем заметно стало, что видит это место он впервые и что оно его заинтересовало».

А вот теперь - внимание! Кто еще не читал романа - читайте нижеследующий абзац особенно внимательно.

«Он остановил взор на верхних этажах, ослепительно отражающих в стеклах изломанное и навсегда уходящее от Михаила Александровича солнце, затем перевел его вниз, где стекла начали предвечерне темнеть, чему-то снисходительно усмехнулся, прищурился, руки положил на набалдашник, а подбородок на руки».

Ничто вас здесь не удивило?

Конечно, кое-кто из внимательных читателей споткнулся на этих словах: «…навсегда уходящее от Михаила Александровича солнце».

Вот вам и еще один сигнал о том, что этот вечер кончится страшно.

«Иностранец вдруг поднялся и направился к писателям.

Те поглядели на него удивленно.

- Извините меня, пожалуйста, - заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, - что я, не будучи знаком, позволяю себе. но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что.

Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться».

Ну а дальше события идут по нарастающей - и вечер кончается трагическим образом, как не раз намекнул автор. Пересказать эти первые, да и последующие главы нет никакой возможности, а надо просто читать. Тогда узнаете, что это за иностранец (подсказка: помните пуделя? В образе пуделя появляется у Гете Мефистофель в комнате Фауста) и чем кончился этот душный вечер для Берлиоза. И конечно, впервые встретитесь с котом, спокойно сующим кондуктору трамвая гривенник за проезд…

5

На разных страницах романа идет тонкая игра с тем, что можно назвать словами советского языка, т. е. советизмами. Это не тот язык, на котором в советское