Про эти замечательные человеческие качества, ради которых люди, ими наделенные, готовы жертвовать решительно всем, особенно охотно писали в первой половине XIX века - в эпоху
Французский писатель Проспер Мериме, современник Пушкина (но надолго переживший его - он умер в 1870 году), был тесно связан с русской литературой: он переводил Пушкина, а Пушкин - его. Самая известная новелла Мериме - «Кармен», на сюжет которой написана знаменитая опера Ж. Бизе, а в конце XX века снят замечательный фильм К. Сауры.
Но вам, к которым я обращаюсь, стоит в первую очередь прочитать маленькую новеллу «Маттео Фальконе». На меня в 12 лет она произвела сильнейшее впечатление; с тех пор я не раз ее перечитывала.
Дело происходит на острове Корсика (откуда, кстати сказать, был родом Наполеон), герой новеллы - храбрый корсиканец. Рассказывают, что он довольно круто разделался со своим соперником: «по крайней мере, Маттео приписывали выстрел, поразивший этого соперника, когда тот брился перед зеркальцем, висевшим у окна. Когда это дело забылось, Маттео женился. Его жена Джузеппа подарила ему сначала одну за другой трех дочерей (что приводило его в бешенство), и, наконец, родила сына, которого он назвал Фортунато, - надежду семьи и наследника имени». Вот эти слова про «наследника имени», то есть -
А после этого советую прочитать новеллу «Таманго» - совсем про другое, но главное - также про сильные страсти, владеющие сильными людьми.
2
Я считаю, что у русского писателя Бориса Житкова (который писал не только про животных, но и про людей) есть по крайней мере одна новелла, не менее сильная, чем новеллы Мериме. И к тому же она - тоже про итальянцев, как «Маттео Фальконе».
Есть у него такие «Морские истории», и среди них - рассказ «Механик Салерно». Начинается он, как обычно у Житкова, очень простыми фразами. И сразу - по сути дела:
«Итальянский пароход шел в Америку. Семь дней он плыл среди океана, семь дней оставалось ходу. Он был в самой середине океана. В этом месте тихо и жарко.
И вот что случилось в полночь на восьмые сутки».
Прямо сразу доставайте сборник рассказов Б. Житкова и читайте о том, что случилось. И другие «Морские истории» - тоже очень интересные. Острые приключения, с риском для жизни. Вообще-то писать он начал в 40 лет - и сразу отлично.
Такие истории Житков хорошо знал, а в некоторых сам участвовал. Он вырос в порту, дяди у него были адмиралами, а сам он, закончив кораблестроительное отделение (это у него было второе высшее образование), получил чин мичмана. Море он знал с детства, и учил гребле Корнея Чуковского - когда оба были одесскими гимназистами.
Чуковский писал не только замечательные стихи для детей («Муха-Цокотуха», «Тараканище», «Мойдодыр», «Айболит» - все их знают с трех-четырех лет, я очень удивлюсь, если кто-то не сможет процитировать наизусть), а и много другого. Есть у него, например, мемуарный очерк «Борис Житков», и читать его не менее интересно, чем приключенческие повести.
Чуковский вспоминает: «Требовательность его не имела границ. Когда у меня срывалось весло, он смотрел на меня с такой безмерной гадливостью, что я чувствовал себя негодяем. Он требовал бесперебойной, квалифицированной, отчетливой гребли, я же первое время так сумбурно и немощно орудовал тяжелыми веслами, что он то и дело с возмущением кричал:
- Перед берегом стыдно!
И хотя на берегу в такой холод не было ни одного человека, мне казалось, что все побережье, от гавани до Малого Фонтана, усеяно сотнями зрителей, которые затем и пришли, чтобы поиздеваться над моей неумелостью».
Мальчишками им «случалось бывать в море по семи, по восьми часов, порою и больше… » - мать Чуковского, раньше никогда не решавшаяся отпускать его к морю, теперь не возражала - «так магически действовало на нее имя Житков». Однажды они попали в шторм:
«Мы гребли из последних сил; все свое спасение мы видели в том, чтобы добраться до гавани прежде, чем нас ударит о камни.
Это оказалось невозможным, и вот нас подняло так высоко, что мы на мгновение увидели море по ту сторону мола, потом бросило вниз, как с пятиэтажного дома, потом обдало огромным водопадом, потом с бешеной силой стало бить нашу лодку о мол то кормою, то носом, то бортом.
Я пробовал было отпихнуться от волнореза веслом, но оно тотчас сломалось. Я одеревенел от отчаяния и вдруг заметил или, вернее, почувствовал, что Житкова уже нет у меня за спиной. Была такая секунда, когда я был уверен, что он утонул.
Но тут я услыхал его голос. Оказалось, что в тот миг, когда нас подняло вверх, Житков с изумительным присутствием духа прыгнул с лодки на мол, на его покатую, мокрую, скользкую стену, и вскарабкался на самый гребень. Оттуда он закричал мне:
- Конец!
«Конец» - по-морскому канат. Житков требовал, чтоб я кинул ему веревку, что лежала свернутой в кольцо в носу, но так как в морском лексиконе я был еще очень нетверд, я понял слово «конец» в его общем значении и завопил от предсмертной тоски».
Дальше при помощи сторожа маяка Житков все же втащил его на мол, и все кончилось благополучно. Найдите в библиотеке очерк Чуковского «Борис Житков», только начните читать - наверняка прочитайте целиком.
3
И в детстве, и в молодости Борис Житков был человеком храбрым - и еще специально себя проверял на храбрость и даже тренировал!
В Одессе он во время событий 1905 года по несколько дней не ночует дома - в дружинах самообороны воюет с погромщиками. Что это были за
Поясним: в Российской империи евреям разрешено было жить главным образом на Украине и в Белоруссии (эти территории входили в состав Российской империи, как и впоследствии в состав Советского Союза). В Москве, Петербурге и других крупных городах разрешалось жить из евреев только купцам 1-й гильдии и тем, кто получил диплом об окончании университета. А окончить его еврею было совсем непросто, поскольку существовала так называемая
Житков описал один из эпизодов такого боя в автобиографическом очерке «Храбрость», где главная тема - юношеская проверка своей храбрости, боязнь трусости. Он с детства «не столько боялся самой опасности, сколько самого страха, из-за которого столько подлости на свете делается». Размышлял над
