Не говоря больше ни слова, мы пробрались в первые ряды толпы и остановились перед шеренгой констеблей. Женщины медленно отступали перед Блэкберном, оценивающе разглядывая его фигуру, пока он проходил мимо.
Крепкий мужчина с рыжей бородой и такими же кустистыми бровями преградил нам путь.
– Сюда нельзя. Приказ комиссара.
Блэкберн выпрямился и кивнул головой, будто уже слышал это раньше, потом просто сказал:
– Я знаком с этим приказом, так как это я приказал комиссару его отдать. Благодарю вас за то, что вы так хорошо его выполняете, – он всмотрелся в бирку с именем этого мужчины, – констебль О’Брайен. Я привел личную ассистентку, специалистку по криминалистике. Мне нужно узнать ее мнение до того, как мы увезем тела.
Констебль недовольно посмотрел на меня. Я сунула ладони в складки юбки и сжала материю так сильно, что опасалась ее порвать. О, как я презирала себя за вынужденное молчание при таком ужасном проявлении недоверия. Мне хотелось напомнить каждому мужчине, который придерживается такого плохого мнения о женщине, что его милая мать – тоже женщина.
Я не видела ни одного мужчину, который бы дал продолжение роду человеческому, а потом отправился готовить ужин и прибираться в доме. Большинство из них валится с ног, когда у них начинается даже малейший насморк.
Под слоями муслина и надушенной кожей у меня скрывается больше силы, чем у половины всех мужчин Лондона вместе взятых. Я заставила себя сосредоточиться на нашей задаче и не позволить эмоциям отразиться на моем лице.
После долгой неловкой паузы Блэкберн откашлялся. Констебль снова перевел взгляд на своего начальника; краска заливала его лицо, начинаясь над воротом сорочки.
– Да. Простите, сэр. Просто… нам не сказали, что вы придете, и…
– …И разве не чудесно, что я сообщаю о своих новейших планах непосредственно вам, – перебил его Блэкберн, явно рассерженный задержкой. У меня промелькнула мысль, что ему, возможно, приходится часто мириться с таким отношением, учитывая его молодость. – Если вы не хотите ответить мне за это позже, я предлагаю нас пропустить, – продолжал он. – Меня это уже начинает раздражать, констебль. С каждым драгоценным мгновением, потерянным здесь, точность научного анализа моего консультанта снижается.
После этих слов мужчина посторонился. Все мысли о том, как он нам мешает, исчезли, когда я увидела бледную ступню, торчащую из-под ближайшего савана.
Я бы хотела, чтобы меня это зрелище наполнило отвращением. Вместо этого я почувствовала, что оно меня завораживает, и мне захотелось приподнять простыню и рассмотреть труп более внимательно. Блэкберн сделал знак мужчинам, охраняющим тело, и они быстро расступились.
Блэкберн наклонился ко мне.
– Не торопитесь. Я прослежу, чтобы вам никто не мешал.
Я кивнула, потом опустилась на колени рядом с телом, стараясь не попасть в лужу крови вокруг плеч, и осторожно стянула простыню. Мне едва удалось не ахнуть, я крепко зажмурилась и молилась, чтобы не уронить покрывало, словно испуганный ребенок.
Возможно, я оказалась не настолько готовой к этому, как мне казалось.
Я не открывала глаз и дышала ртом, пока головокружение немного не утихло. Нельзя было упасть в обморок на глазах почти у всех полицейских Лондона. Особенно когда они и так уже считают меня недееспособной из-за моего пола.
Собравшись с мыслями, я заставила себя исследовать тело.
Женщина небольшого роста, чуть выше пяти футов. Лицо сильно повреждено, обезображено кровью и порезами от губ до носа. Она лежала на спине, правое колено согнуто и поднято вверх, левая нога вытянута. Немного похоже на то, как нашли Энни Чапмен. Маленькая синяя татуировка виднелась на ее предплечье.
Болты и хирургические инструменты – испачканные кровью – выглядывали из-под ее тела.
Я понятия не имела, зачем Джеку нужны подобные вещи. Продолжая осмотр, я сосредоточилась на том, какой вывод я могу сделать.
Весь ее торс был разрезан по центру с хирургической точностью; кишки наброшены на плечи. Один участок кишечника даже был отрезан и аккуратно разложен между левым плечом и туловищем. Послание своего рода.
Я проглотила свои эмоции. Мне необходимо было закончить этот осмотр. А еще – понять мысли этого безумца и что довело его до подобной жестокости, чтобы он больше никогда не смог сотворить такого с женщиной. Я глубоко вздохнула и еще раз внимательно осмотрела тело, хотя мне не удавалось утихомирить сердце.
Как и у других женщин, у нее было перерезано горло.
Однако, в отличие от других, на ее правом ухе был надрез. Похоже, он пытался отрезать кусочек. Я кое– что вспомнила и чуть не упала при этом. Я позвала Блэкберна, от волнения повысив голос.
– Письмо, – сказала я; мои мысли мчались всё быстрее вместе с сердцебиением. – Автор письма и есть убийца. Он писал, что отрежет ей ухо, – смотрите, – я указала на ее рану, – он сделал то, что обещал. «В следующий раз я буду отрезать у дам уши и посылать их полицейским, просто ради забавы».
Блэкберн окинул взглядом тело, потом быстро отвел глаза.
– Даже если то письмо оказалось настоящим, мы никак не можем выследить его автора.
Я села на корточки, обдумывая варианты. Я подумала о редакторе газеты, и меня осенила одна идея, она просто бросалась в глаза.
– Что, если бы вы попросили мистера Дойла напечатать факсимиле письма? Несомненно, кто-нибудь может узнать почерк. К тому же он говорил, что напечатает его, если оно окажется подлинным.
Суперинтендант Блэкберн побарабанил пальцами по брюкам, заглядывая мне в глаза так глубоко, что я подумала, не пытается ли он передать мне тайное послание. Я не понимала, почему он колеблется, ведь это было бы идеальное решение. Через минуту он нехотя кивнул.
– Прекрасная идея, мисс Уодсворт, – Блэкберн улыбнулся, на его щеке появилась ямочка. Он указал в сторону тела, снова заставив меня взглянуть на этот кошмар. – На какие еще мысли вас все это наводит?
– Ладно, – я уставилась на кровавые пятна, понимая, что они сами по себе говорят о многом, и полностью погрузилась в науку. Кровь с левой стороны шеи, по-видимому, пролилась первой, так как она свернулась не так, как кровь с правой стороны тела. Нетрудно было прийти к выводу, что сначала ей перерезали горло, потом разрезали туловище. Я подползла ближе, показывая Блэкберну на каждую рану.
– Он начал с горла, затем, вероятно, разрезал или ударил ее ножом в рот. Сомневаюсь, что ему понравилось то, что она сказала, и, видимо, он захотел ее наказать. – Я перешла к следующей ране. – Когда она захлебнулась кровью, он выложил ее тело, выпрямил ноги, а потом вспорол своим клинком ей живот. Он удаляет кишки, вероятно, для того чтобы облегчить доступ к органам. Видите?
