– Чем я обязана честью твоего присутствия в столь ранний час?
Томас без приглашения проскользнул в гостиную и кивнул.
– А тут уютненько. Куда лучше, чем я себе представлял, когда речь шла о покоях в башне и прекрасных девах в беде… ну, тебя, по крайней мере, не требуется спасать, но я бы сказал, что тебе не помешало бы развлечься.
Он уселся на диванчик и закинул ногу на ногу.
– Сестра сообщила мне о вашем ночном приключении. – При виде румянца, вспыхнувшего на моих щеках, Томас ухмыльнулся. – Не беспокойся. Она скоро встанет. Я просто не хотел пропустить утреннее веселье. Я послал за турецким кофе.
– Я никогда в жизни не чувствовала себя так ужасно. Она меня ненавидит?
Томас издал сдавленный смешок. Нахал!
– Напротив. Она от тебя в восторге. Сказала, что ты перебрала все оттенки румянца и принялась дивно заикаться.
Его непринужденный тон исчез, сменившись иным, яростным. Я никогда прежде не видела Томаса в такой роли – брата, защищающего сестру.
– Большинство людей осудили бы их за их любовь. И, разумеется, зря. Общество в основном отличается ошеломляющей тупостью. Если кто-то отличается неправильными, на их взгляд, склонностями, они теряют способность критически мыслить. Прогресс не свершится никогда, если все будут выглядеть, думать и любить одинаково.
– Кто ты такой и куда ты дел робеющего перед обществом мистера Крессуэлла?
Никогда еще я не гордилась своим другом сильнее, чем сейчас, когда он решился высказать все, что думает о недостатках общества.
– Я склонен ударяться в патетику в подобных вопросах, – сказал Томас, и в голосе его снова появились привычные легкомысленные нотки. – Полагаю, я начал уставать от того, что немногие избранные правят всеми. Правила – это ограничения, установленные привилегированной верхушкой. А я люблю действовать по собственному разумению. Все должны обладать равными правами. А кроме того, – он сверкнул зубами в дьявольской улыбке, – мой отец просто бесится, когда я начинаю рассуждать так. Приятно сотрясать его закоснелые убеждения. Однако же, он согласен с тем, что будущее за теми, кто мыслит, как мы.
В дверь снова постучали. Я открыла ее и даже не упала в обморок от волнения. Дачиана нерешительно взглянула на меня, потом кивнула брату.
– Буна диминеата[10]. Как спалось? Было ли что-нибудь интересное?
Она лукаво улыбнулась мне, и напряжение в моей груди немного ослабло.
– На самом деле я очень перед вами виновата, – выпалила я. – Я услышала шум и подумала… ну, не знаю… испугалась, что на кого-то напали.
Томас расхохотался. Я приподняла бровь. Он едва не свалился с диванчика. Я никогда прежде не видела у него такого бурного проявления эмоций. Дачиана просто закатила глаза. Когда к Томасу вернулась способность говорить, он едва не охрип от смеха.
Не будь его искренний смех таким чарующим, я бы ткнула его пальцем в бок. Да, здесь Томас определенно был более веселым и менее скованным, чем в Лондоне. Не могу отрицать, что эта его сторона меня заинтриговала.
– Ах, если бы я только мог запечатлеть выражение твоего лица, Уодсворт! В жизни не видал такого очаровательного оттенка красного!
Когда я решила, что Томас уже взял себя в руки, он снова расхохотался.
– Вот уж воистину, напали. Похоже, Дачи, тебе стоит поработать над манерой ухаживания.
– Томас, иди ты знаешь куда? – Дачиана повернулась ко мне. – Мы с Иляной уже довольно давно знакомы. Когда она узнала, что Томас решил поступить в академию, то попросилась сюда на работу. Для нас это удобный способ встречаться. Извините, что мы вас напугали. Должно быть, это ужасно – думать, что в морге происходит нечто зловещее. Особенно после всех этих убийств, совершенных Потрошителем.
Лицо ее озарилось, и я, к своему удивлению, ощутила укол зависти. Хотелось бы мне, чтобы у кого-то на лице появлялось такое страстное желание при одной лишь мысли обо мне. Я глубоко вздохнула и взяла себя в руки. Не у кого-то. У Томаса. Я хотела его. Я не смела и взглянуть в его сторону, опасаясь, что мои похотливые чувства станут слишком заметны.
– Полагаю, мы немножечко увлеклись вчера ночью, – сказала Дачиана. – Мы уже довольно давно не оставались наедине. Просто… я ее обожаю во всех отношениях. Случалось ли вам при взгляде на другого человека чувствовать, как вспыхивает ваша душа? Она заставляет меня мечтать о великих свершениях. В этом и заключается красота любви, ведь правда же? Она пробуждает в человеке лучшие его стороны.
Я задумалась об этом на мгновение. Хотя я безоговорочно соглашалась с тем, что они с Иляной были прекрасны вместе, мне также казалось, что можно добиться впечатляющих достижений, если решишь остаться свободным. Близость романтического партнера вряд ли способствует внутреннему росту.
– Я согласна, что любовь – это прекрасно, – медленно начала я, не желая никого оскорбить, – но есть определенное очарование в том, чтобы полностью довольствоваться собственным обществом. Я полагаю, что именно в этом заключается величие. И мы можем обуздывать свои порывы или давать им волю по собственному желанию.
Глаза Дачианы одобрительно сверкнули.
– Согласна.
– Хотя мы можем бесконечно рассуждать о любви, – с притворной обидой сказал Томас, – ваша ночная встреча заставляет меня завидовать.
В дверь в третий раз постучали, и этот стук перебил Томаса прежде, чем он успел сказать что-нибудь неподобающее. Томас встал и тут же принял серьезный вид, как будто переключателем щелкнул. Хотя здесь находилась его сестра, на это все равно могли посмотреть косо из-за отсутствия компаньонки.
Я подавила страх и отозвалась:
– Да?
– Буна диминиата, мис… Одри, – сказала Иляна, чуть покраснев.
– Я…
– Доброе утро, Иляна, – сказал у меня из-за спины Томас. – Я и не знал, что вы здесь работаете, пока сюда не примчалась сестра, вне себя от волнения и с глазами, как у лани. Мне следовало бы догадаться, что она явилась не за тем, чтобы одарить меня своим искрометным присутствием.
К глубочайшему моему изумлению, Иляна ответила искренней улыбкой.
– Я тоже рада вас видеть.
Но улыбка ее быстро погасла.
– Вам обоим следует немедленно спуститься вниз. Обязательное собрание. Молдовеану не в духе. Вам лучше бы не опаздывать.
Томас хмыкнул.
– Это будет небезынтересно. Но мне что-то кажется, что он постоянно не в духе.
Дачиана плюхнулась на диванчик, уперев ноги в шелковых чулках в низкий столик.
– Звучит чудесно. Передавай ему привет от меня. Если я ему понадоблюсь, то я тут, буду валяться у камина.
Томас закатил глаза.
– Ты как домашняя кошка! Вечно дремлешь на солнышке или нежишься у огня! – Томас озорно улыбнулся, и я покачала головой, но он все равно добавил: – Уж пожалуйста, удержись и не точи когти о мебель!
Он вытолкнул нас с Иляной из комнаты прежде, чем Дачиана успела что-либо ответить, и я едва удержалась,
