Раду прикусил щеку изнутри. Похоже, он решил тщательнее обычного обдумать свои слова. Я никогда раньше не видела его таким серьезным, и это едва уловимое изменение заинтересовало меня. Я и не думала, что профессор Раду способен на что-то, кроме рассеянности.
– Некогда люди нуждались в объяснении подобного мрака и кровопролития, творимого в ходе войны. Они охотно обвиняли в своих неприятностях кого угодно, кроме собственной алчности. И тогда они взяли и придумали вампиров, зловещих созданий, возникших из глубин их темных сердец, отражения их собственной кровожадности. Чудовищ, реальных ровно настолько же, как те истории, что дали им жизнь. И живут они ровно до тех пор, пока мы рассказываем эти истории.
– И начало этим легендам положили драконисты? – спросила Анастасия.
– Нет-нет! Я вовсе не имел этого в виду. Я запутался в моих мифах. Однако же Орден Дракона – это история из другого времени. – Он обратился к своим немногочисленным слушателям, похоже, приходя в себя. – Для тех, кто, быть может, не в курсе, я могу сказать, что это было тайное общество, созданное в узком кругу знати. Их часто называли Социетас Драконистрарум, или, в приблизительном переводе, Общество Драконистов. Они боролись за сохранение определенных ценностей во времена войны и чужеземного вторжения. Создавая это сообщество, Сигизмунд, король Венгрии, взял за образец крестоносцев.
– Но сэр, как это вообще связано? – спросил Николае с демонстративной медлительностью, демонстрируя тем самым свое презрение.
– Орден полагал, что эта академия для обучения молодых людей – и дам, я о вас не забыл, мисс Уодсворт, – сущая ересь! Я много раз слыхал, что селяне верят: будь Влад жив, его привела бы в ужас эта школа и ее нечестивая деятельность. Его родичи были ревностными христианами, и в результате они оказались связаны с этим орденом. Все мы знаем, как общество смотрит на практику вскрытия мертвых ради науки. Тело – это храм и все такое. Что за чушь!
Я с трудом сглотнула. Общество недавно ополчилось и на дядю, презирая его за вскрытие трупов. Они не понимали ни тел, которые он резал у себя в лаборатории, ни подсказок об их смерти, которые ему удавалось выявить. Раду заметил мое встревоженное лицо, и глаза его расширились.
– Ах, мисс Уодсворт! Пожалуйста, не волнуйтесь! Мистер Крессуэлл сообщил мне о щепетильной сути дела Потрошителя и о том, что оно вывело вас из душевного равновесия. Я вовсе не хотел побеспокоить вашу хрупкую психику, как предупреждал мистер Крессуэлл.
У меня зазвенело в голове.
– Мою что?!
Томас закрыл глаза, как будто этим мог заставить Раду замолчать. Я смутно осознавала, что мои соученики поворачиваются ко мне и смотрят так, словно их любимую пьесу вдруг переделали и герой вот-вот погибнет.
– О, тут нечего стыдиться, мисс Уодсворт. Истерия – очень распространенный недуг среди молодых незамужних женщин, – продолжал тем временем Раду. – Я уверен, что если вы воздержитесь от умственного переутомления, то вскоре восстановите душевное равновесие.
Кто-то из молодых людей рассмеялся в открытую, даже не трудясь скрывать удовольствие. Внутренняя нить, связывавшая меня с Томасом, задрожала от гнева. Худший мой кошмар воплотился в жизнь, и я не могла вырваться из его тенет.
– Одри Роуз…
Я не в силах была смотреть на Томаса – боялась, что расплачусь, – но я хотела, чтобы он видел разверзшуюся бездну. Он предал меня. Он рассказал нашему преподавателю, что судебное дело подействовало на меня. Что моя психика пострадала. Это была моя тайна! Не его! Как он посмел ею делиться?! Очевидно, верность мне для него ничего не стоила. Я просто поверить не могла, что он у меня за спиной делился личными сведениями – и это после того, как я велела ему не вмешиваться в мои дела!
Еще несколько человек захихикали. Толстяк Андрей даже сделал вид, будто падает в обморок от потрясения, и потребовал помощи у молодого человека с ирландским акцентом. Лицо мое горело.
– Не беспокойтесь, господа студенты. Я не думаю, что все вы прокляты из-за проводимых здесь научных изысканий, – продолжал Раду, совершенно не осознавая, что он натворил. – Но крестьян трудно переубедить. Если кто-то отправится в Брашов в одиночку, пусть будет осторожен. Э-э… я полагаю, уже было собрание по этому поводу…
Тут во дворе замка раздался звон часов, возвещая окончание этой пытки. Я побросала тетрадь и писчие принадлежности в небольшую сумку, прихваченную специально для этого случая. Мне казалось, что я двигаюсь слишком медленно. Если я услышу еще хоть одно язвительное замечание про обмороки или истерию, я точно взорвусь.
– Студентам не разрешается уходить из замка без присмотра! – объявил Раду под шум отодвигаемых стульев. – Не хватало еще, чтобы кого-то из вас принесли в жертву как еретика. Это очень плохо отразится на нашем проекте! И не забывайте, бдение начнется на закате.
Николае кивнул профессору и обошел его. Томас замер у своего стола; спешащие студенты мешали ему преодолеть расстояние между нами. Взгляд его был прикован ко мне. Я не стала ждать, пока он подойдет. Я развернулась и со всех ног заспешила к выходу.
Глава шестнадцатая
Бессмертный князь
Кабинет фольклора
Curs de folklor
Замок Бран
4 декабря 1888 года
– Одри Роуз, подожди! Пожалуйста!
Томас нагнал меня в коридоре, но я шла быстро. Рука его бессильно повисла.
– Я все объясню! Я подумал…
– Ах вот как?! Ты подумал?! – огрызнулась я. – Ты решил, что это прекрасная идея – выставить меня на посмешище перед всеми? Опозорить меня? Ты уже забыл наш вчерашний разговор?
– Ну пожалуйста! Я вовсе не думал…
– Вот именно! Ты не думаешь!
Томас отшатнулся, как от удара. Я проигнорировала его обиженный вид и перешла на резкий шепот – мимо нас на цыпочках проскользнула Анастасия.
– Ты думаешь только о себе! И ты это подтвердил сегодняшними отвратительными поступками! Свои чувства и истории ты держишь при себе. Зато нисколько не стесняешься разглашать мои! Ты хоть представляешь, как это тяжело для меня? Большинство мужчин и так не воспринимают меня всерьез лишь потому, что я ношу платье, а потом заявляешься ты и подтверждаешь, что они правы! Я – не существо второго сорта, Томас! Второсортных людей нет!
– Ты не должна…
– Что я не должна? Терпеть, что ты считаешь, будто вправе решать, что лучше для меня? Да, ты прав. Я не собираюсь этого терпеть. Я не понимаю, с чего ты решил, что имеешь право говорить с кем-то обо мне! Предупреждать остальных о моей хрупкой психике! Предполагалось, что ты – мой друг, равный мне. А не мой опекун!
Несколькими неделями ранее я боялась, что отец отнимет у меня Томаса и изучение криминалистики, точно так же, как у меня отняли брата. Для меня невыносима была мысль остаться без него. Я не могла знать, что
