– Что ты хочешь этим сказать?
– Что, если кто-то использует Иляну… Вдруг это Орден Дракона каким-то образом вовлек ее в свои планы? Как мы сможем узнать, кто член Ордена? Кто может хорошо разбираться в родословных? Почему они убивают только потомков Данешти – и при этом почему-то еще простонародье?
Я глубоко вздохнула, заставляя себя высказать главное опасение:
– До сих пор ни один из потомков по твоей линии не был убит. Так что Дачиану в Бухаресте могли и не тронуть. Что, если она на самом деле никуда не пропадала? Как минимум не пропадала по скверным причинам. Что такое этот Орден, Томас? Чего они, в конце концов, хотят? Может быть, они защищают твою сестру, твою кровь? И каким образом тут замешана королевская семья, может быть, Раду ошибся? Они вообще тебе родственники?
– Нынешняя королевская семья никак не связана с династией Басарабов. – Томас выпрямился, сверкнув глазами. – Ты думаешь, они…
Экипаж внезапно остановился, нас кинуло вперед, а затем отшатнуло назад. Возница заговорил с кем-то по-румынски, его голос звучал напряженно. Я прижалась лицом к холодному стеклу, но из окна экипажа не было видно, кто его собеседник. С небес буквально хлестал ледяной дождь. Я обернулась назад и увидела, что Томас не смотрит в окно. Его взгляд был прикован к ручке двери. Та начала медленно поворачиваться. По моей спине пополз холодок. Возница выкрикнул какое-то проклятие по-румынски. Под влиянием импульса я метнулась через сиденье и схватилась за ручку, но моих сил было недостаточно, чтобы удержать широко распахнувшуюся дверь.
Внутрь экипажа всунулось искаженное лицо, с запорошенными снегом бровями и красными щеками, исхлестанными ветром. Данешти расплылся в улыбке, но глаза его не улыбались.
– Согласно королевскому указу выезд за пределы замка запрещен.
Томас незаметно передвинулся, закрывая меня от гвардейца.
– Вы не имеете права нас задерживать. Директор дал нам разрешение на выезд.
– Когда мы прибыли, чтобы сопроводить князя Николае домой, его не оказалось в покоях. Пока он не объявится, никому не дозволено покидать замок.
И не потрудившись еще что-либо добавить, Данешти захлопнул дверь. Мне оставалось лишь молча смотреть, как конная стража окружает наш экипаж. Нас отвезли обратно в академию, и чем ближе мы были к замку, тем сильнее раскачивался вокруг беспощадный лес, словно бы злорадствуя.
Мой мозг бурлил от последних открытий. Николае не был родственником нынешним королю и королеве, так почему же двор в панике от его исчезновения? Если князь действительно исчез, то он не мог быть сообщником Иляны или членом Ордена. Это означало, что есть кто-то еще, с не менее богатым знанием родословных. Мои подозрения продолжали расти. Может быть, мы на самом деле охотимся за Дачианой? Неужели мы опять обманулись? Вдруг ее на самом деле не удерживают насильно и не защищают. Что, если она сама стоит за всем происходящим? Если дворянские семьи были членами тайного общества с момента его основания, как утверждал Раду, она вполне могла в нем состоять. Но допустили бы они в свои ряды молодую девушку?
Ветер взвыл, словно от боли, и невидимые волоски на моей шее и руках встали дыбом. Мне было сложно бороться с мыслью о том, что нас везут навстречу нашему концу. Замок князя Дракулы замер в злорадном ожидании, когда мы остановились перед воротами. Казалось, академия с нетерпением ждет возможности вонзить в нас зубы.
Глава тридцать седьмая
Полная комната подозреваемых
Обеденный зал
Salâ de mese
Замок Бран
22 декабря 1888 года
Огоньки свечей нервно подрагивали в люстре, висящей над нашими головами, а мы в напряженной тишине ожидали изменений в ситуации с нашей вынужденной изоляцией.
Из забранного решеткой вентиляционного отверстия доносился аромат корицы: на кухне что-то пекли. Слишком приятный запах для бури, что сейчас в буквальном смысле слова разыгралась за стенами замка и фигурально бушевала внутри его стен. Директор Молдовеану, стоя в тени у дверей в обеденный зал, шептался с Данешти, Перси и Раду. Наш профессор фольклористики время от времени принюхивался; аромат любимых булочек в сахарной глазури явно заставлял его отвлекаться. Молдовеану, на лице которого читалось желание убивать, прищелкивая пальцами, слушал, как Раду бормочет извинения.
Я оглядела комнату в попытке найти библиотекаря, но Пьер явно отсутствовал. А странно – ведь было сказано, что все находящиеся в замке обязаны присутствовать на этой встрече. Теперь я подозревала всех.
Я осмотрела все столы, изучая своих соучеников. Перед Винченцо и Джованни больше не лежали раскрытые медицинские журналы. Братья напряженно сидели плечом к плечу и молчали. Эрик, Киан и Ной тихонько обсуждали исчезновение Николае, время от времени поглядывая на директора. Никто не знал, что делать в нынешней ситуации.
Я старалась не обращать внимания на мертвую тяжесть в груди, то острое ощущение утраты, что возникало всякий раз, когда я украдкой смотрела на пустующее кресло Анастасии. Я до сих пор не могла поверить в то, что моя подруга ушла навсегда. Что кто-то погасил столь яркий свет. Уверена, что останься она в живых, то правила бы миром.
И ради чего ее убили? Она не была связана кровными узами ни с Дракулой, ни с домом Басарабов. Я до сих пор не знала, добралась ли она туда, куда планировали идти, или ее убили до того, как она смогла изучить новую зацепку, и это незнание сводило меня с ума.
Как бы я хотела поговорить с ней до того, как она ушла! У меня не было ни малейшего представления, что же такое она знала об Ордене, что это оказалось для нее смертным приговором.
Гнев медленно, словно масло, просачивался внутрь, замещая собою опустошенный источник скорби, по мере того как я позволяла его огню разгореться. Я презирала убийство и все, что оно отнимало как у своих жертв, так и у людей, что остались с этим жить. Я не позволю, чтобы в этом замке еще кто-нибудь умер. Больше ни один студент и ни один мой друг не будет захвачен и уничтожен, словно полное ничтожество. Раньше я была ослеплена, но больше я не позволю себе ошибиться, выявляя тех, кто истинно виновен. Я заглушила все эмоции, оставив лишь решимость.
Если это не Иляна, не Дачиана и не Николае, то кто же?
Я оглядела комнату, не зная, нет ли среди нас прячущегося за маской и скрывающего внутреннее ликование убийцы.
И вновь мое внимание привлек профессор Раду. Он смахивал выступившие на лбу бисеринки пота и слишком восторженно кивал в такт словам директора. Были ли его рассуждения и бурное увлечение фольклором чем-то большим,