Сейчас ей отчаянно хотелось лишь закидать Бронте сверкающими аликорновыми какашками.
– Полагаю, первый шаг – определить эмоцию, которую ты хочешь вызвать, – негромко заметил Кенрик. – По крайней мере, так меня учили. Обычно для инфликции это печаль, зависть, вина, страх и гнев. Так что для положительной инфликции это будут…
– Счастье? – предположила Софи. – И покой. И любовь. И, эм…
Она попыталась вспомнить другие эмоции, но они казались вариантами тех, которые она уже перечислила.
Неужели отрицательных эмоций больше, чем положительных?
– Для начала достаточно, – сказал Бронте. – Ну, что выбираешь?
При одной мысли о том, что придется вызывать у Бронте любовь, Софи начинало тошнить. И она определенно не ощущала никакого покоя. Так что оставалось одно: счастье.
Она крепко зажмурилась и постаралась вспомнить радостные события, надеясь, что дальше в дело вступят инстинкты. Воспоминания из детства были пронизаны грустью, потому что она лишилась семьи, так что она сосредоточилась на новой жизни, вспоминая друзей, Грейди с Эдалин, Силвени. Но даже эти воспоминания смешивались с сомнениями, волнением и неуверенностью.
– Я жду, мисс Фостер, – вмешался Бронте.
– Ох, умоляю, прошло всего пару секунд, – сказал ему Кенрик. – Ты молодец, Софи.
Похвала помогла расслабиться, и она перешла к воспоминаниям помельче: день, когда она спасла Игги, ее первый полет с Силвени, каждый раз, когда она смотрела в прекрасные бирюзовые глаза…
Теплая энергия переполнила разум, и Софи подпитывала ее другими воспоминаниями, пока сознание не переполнилось до самых краев. Перед глазами посинело, и Софи сосредоточилась на Бронте и выплеснула силу из своего разума.
От эмоций Бронте резко вздохнул, его резкие черты лица смягчились. Едва заметная улыбка коснулась губ, но тут же пропала.
– Сложно назвать это инфликцией, – сказал он, хотя голос звучал мягче обычного. – И это все, на что ты способна?
Софи вцепилась в подлокотники трона, сосредотачиваясь на самом ясном воспоминании: день, когда Фитц рассказал, что она эльфийка. Тогда она еще не знала о «Черном лебеде» и о похитителях, не знала, что придется уйти из семьи. Он унес ее из мира головных болей, ревущих мыслей и постоянного чувства, что она слишком странная, слишком другая – и показал, где ее истинный дом. И тогда на мгновение все показалось таким правильным, будто пропавший кусочек мозаики встал на свое место.
Она оперлась на это чувство, окружая искру своим сознанием и превращая ее в бушующее пламя. А затем она встретилась взглядом с холодными пронзительными глазами Бронте, гадая, видит ли он огонь в ее глазах, и направила на него всю энергию до последней капли, врываясь в его сознание самым горячим сгустком счастья, что она только смогла собрать.
Бронте судорожно вздохнул от врезавшейся в него силы, но вздох тут же превратился в смех.
Нет – в хихиканье.
Она заставила Бронте хихикнуть!
Он закрыл рот рукой, будто был поражен не меньше ее, но сквозь пальцы продолжал прорываться смех, пока все его лицо не покраснело, а тело не затряслось.
– Поразительно! – воскликнул Кенрик, когда Бронте рухнул на колени, хохоча так, что потекли слезы.
Но глядя на катящиеся по его щекам слезы, Софи поняла, что они вовсе не от радости. Может, Бронте и улыбался, но в глазах его стоял искренний ужас.
Она схватила его за плечи и затрясла, пытаясь привести в чувство. Но Бронте продолжал хохотать, все больше и больше скатываясь в истерику.
– Спокойно, – сказал ей Кенрик, взяв Софи за руку и дождавшись, пока она на него посмотрит. – Что бы ни происходило, у тебя есть силы все исправить.
– Откуда вы знаете?
– Потому что я видел, как ты творишь чудеса, Софи. Просто поверь в себя.
Она до боли сильно сглотнула, потянувшись к вискам Бронте. Его заостренные уши оказались куда гибче, чем она думала, а когда она коснулась пальцами его лица, кожа на ощупь была холодной и липкой.
– Ты справишься, – повторил Кенрик.
Софи понадеялась на его правоту, трижды глубоко вздохнула и проникла сознанием в разум Бронте.
Его воспоминания напоминали ил. Плотные, холодные, как сугроб, – а когда она попыталась разобраться в них, что-то отталкивало ее, погружая все глубже и глубже в трясину.
«Бронте?» – передала она, вновь и вновь зовя его по имени.
Он не отвечал. А когда она попробовала послать радостные мысли – как делала с Алденом, – теплые отблески отразились от ила и ужалили ее.
«Хватит, Бронте! – крикнула она. – Или вам придется выбираться самому».
Резкие слова утонули в темноте, которая начала успокаиваться и теплеть, впитывая скрытые за ними эмоции.
«В этом все дело?» – спросила она. Бронте нужно было больше злобы?
Это был обратный подход, но других идей не было. Поэтому она подумала о Стине, о Марелле, о шепотках, повсюду следующих за ней. О мятежниках и об ограх, обо всех, кто пытался навредить Силвени. О кошмарах, о тревогах и о тяжелой ноше, которую взвалил на нее «Черный лебедь» перед тем, как бросить ее.
Раздражение лилось из нее рекой, и та хлынула в сознание Бронте, растворяя ил и поднимая Софи все выше и выше, пока она не оказалась свободна.
Бронте сел, тяжело дыша и стискивая голову.
Прошло несколько секунд, а затем он повернул к ним залитое слезами лицо и произнес:
– Мы больше никогда не поднимем эту тему.
Глава 26
– А можно в следующий раз посмотреть, как ты пытаешься убить старейшину? – спросил Киф, кидая золотистый порошок на дорогу, ведущую к главному зданию. Леди Каденс дала им что-то под названием «мускусная амбра» и сказала рассыпать ее по всем дорожкам Фоксфайра. И отработка была бы не такой ужасной, если бы от амбры не пахло гнилыми бананами. Киф сказал, что этим же порошком осыпали все Убежище.
Еще один метод защиты от огров.
– Я не пыталась его убить, – прошептала Софи, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что рядом нет никого из одаренных. – Я не знаю, что случилось, – как и Бронте с Кенриком. В одно мгновение он меня оскорблял, а в следующее – рухнул на пол.
– Тебя явно лучше не злить. Ой-ей, мне стоит бояться? – спросил Киф, когда Софи недовольно глянула на него. – Что, собираешься мне врезать?
– Если бы.
Ей хотелось врезать самой себе за то, что рассказала Кифу о произошедшем.
Но нужно было сказать хоть кому-то. Чем больше она думала о занятии, тем сильнее зудело сознание, говоря, что что-то не так.
– К тому же его сломил не гнев. На самом деле с помощью гнева я привела его в чувство. И это как-то странно, согласись? У него же практически аллергия на счастье.
– Эм, ты Бронте-то видела, нет?
– Да знаю. Но я бывала в разрушенных разумах и ни разу не чувствовала такой илистой темноты, как сегодня.
– Может, у всех инфликторов
