– Ну спасибо, братан! Ну удружил!
Кузнец сжал чумазую ладонь Володьки.
– «Нокиа», – прочитал Зотов название аппарата и пожал плечами.
Туфта, наверное, какая-то. Не «Филипс» и не «Сони», но вещь явно недешевая. Одна незадача: в Гострой Могиле мобильник для понта – не более того. Людям такая роскошь не по деньгам, а если бы даже и был телефон у каждого, так нет связи или, как говорят, нет зоны покрытия. Прогресс все больше в городах, а в деревнях всякие штуки появляются, когда цена им в базарный день – выеденное яйцо. Кто ж знает, когда мобильная связь станет вроде радио Попова?
Ничего этого счастливому Володьке Макар объяснять не стал, просто благодарил да нахваливал подарок.
– По такому случаю и перекусить не грех, – предложил кузнец.
Прерваться на обед вовремя не пришлось, зато теперь все, что Лиза собрала в тормозок, Макар выложил на газетку, которую предусмотрительно расстелил на лавке.
– Держи, брат. Твой любимый бутерброд.
При виде колбасы с сыром на ржаном хлебе у дурачка потекли слюни. Он вцепился в любимое лакомство двумя руками, но так и замер, покосился на кузнеца. Зотов ел не спеша, аккуратно чистил вареное яичко, солил щепотью, осторожно откусывал, стараясь не крошить.
Макар проделывал это перед Волохой специально. Дай дурачку волю – измажется весь с головы до ног в растаявшем сыре и крошками сверху присыплет. К тому же сам кузнец отучал себя есть, быстро набивая рот, – была такая привычка, когда одолевал голод.
Горячее дуновение прилетело со степи. Перед обедающими раскинулась Шпарева балка со всеми оврагами и отрогами. Правее на сравнительно ровном участке возвышался небольшой бугор – курган Рытый, а слева хорошо просматривался край села, примыкающий к трассе с бестолковым указателем, заманивающим нежданных гостей в овраги.
Остальную панораму Гострой Могилы с дорогой, что ведет к кузнице и на мехдвор колхоза, закрывали своими буйными кронами три ивы, растущие у водяной колонки в десяти шагах от цеха Макара Зотова.
Из-за этих деревьев и появилась понурая Маркитантка, влекущая воз.
– Оба-на. Еще сюрпрыз, – усмехнулся Макар. – Не иначе Спиридоныч лемеха из Курганного привез. Не прошло и полгода.
Стоило кузнецу отвлечься, Волоха тут же отхватил большой кус бутерброда и сам испугался такой выходке. Соря крошками на лацкан нового пиджака, дурачок принялся ворочать кусок во рту, опасаясь, что Макар увидит и разочаруется в нем, в Володьке. Зотов заметил, но не подал вида.
– Утрись.
Одернув светлый рукав, Волоха осторожно стер слюни и крошки грязной ладонью. Макар поморщился: хорош воспитатель – руки-то не помыли.
Меж тем Маркитантка доковыляла до навеса и остановилась в тени, дрожа боками.
– Ах ты ж, сердешная, – вздохнул Зотов, тяжело вставая с лавки.
Спиридоныч лежал на возу, надвинув кепочку на лицо, и похрапывал, выдувая поток славного угара. С другого конца воза дрых Виктор Ковалев, одетый в новую рубаху в синюю клетку и камуфляжные брюки Макара.
– Тятя, тятя, наши сети притащили… – пробормотал кузнец и улыбнулся.
Он дернул Виктора за колено и крикнул так, как делали старослужащие – годки – на корабле:
– Эй! Рыба! Кому спим?
Ковалев дрогнул, быстро сел, прикрыл ладонью глаза от яркого солнечного света и сонно произнес:
– На кого буром прешь, душара?
Если прозвище «рыба» или «карась» – матрос, служащий первые полгода, – еще можно было стерпеть, то «душарами» или «духами» на флоте называли тех, кто только пришел на службу и не успел принять присягу. Форменное оскорбление, которое теперь звучало как шутка между старыми друзьями. Макар рассмеялся, хлопнул по подставленной Ковалевым ладони и потянул его с телеги. Виктор ахнул от неожиданности: рука кузнеца оказалась сухой, мозолистой.
– Полегче!
– Та ладно!
Макар едва не выбил дух из гостя, обнимая и хлопая по спине.
– Что-то меня раскумарило в дороге, – признался Виктор, когда Зотов схватил его за плечи и отстранил, чтобы лучше рассмотреть.
– Та-да, слабоват стал! Городская жизнь, кнехтом тебя…
Завозился Спиридоныч, сладко чмокнул губами, но захрапел с новой силой.
– Ну-к, милая! – прикрикнул на Маркитантку кузнец, отпустил друга и хлопнул лошадь по крупу, заставляя затащить воз под навес.
– Судя по запаху, ты уже квасанул, – заметил Макар, – вот и раскумарило. А этого в собутыльники взял? – кивнул он на храпящего Спиридоныча.
Виктор мотнул головой, отгоняя сонную одурь. Зотов вновь усмехнулся.
– Там, – указал на ивы.
– Чего? – не понял гость.
– Колонка – родниковая вода. Умыться-напиться.
При мысли о холодной воде Ковалев оживился и поспешил к колонке.
– Чудны дела твои, Господи, – пробормотал Макар ему вслед. – Кова приехал – это ж надо.
Пока Виктор плескался и пил, кузнец выбрал из сена лемеха и за работой не заметил, куда подевался Володька. На его месте остались лишь крошки да мобильник. Стеснительный он, чужих боялся, а Спиридоныча недолюбливал за его длинный язык. Зотов досадливо вздохнул: когда теперь дурачка расспросишь – где взял? Что видел? Волоха – птица вольная. Может в соседнее село утопать. В какое – поди сыщи. Везде его знают, и везде найдутся добрые люди: кто денежку подкинет, кто пирожок в руки сунет.
Макар сходил в кузню и набрал ведро воды для лошади. В цеху у него был свой умывальник, хотя мыться он любил под колонкой. В раковине не шибко поплескаешься. Маркитантка опустила морду в ведро, не дождавшись, пока человек поставит его на землю, а Зотов, захватив пук соломы с воза, принялся обтирать мокрые дрожащие бока лошади.
– Эх ты, путешественница, – приговаривал он. – Все хозяин тебя по местным кураям[1] гоняет, покоя не дает.
Покончив с делом, Макар понюхал руки и поморщился. Теперь придется отмываться душистым мылом, иначе Лиза на порог не пустит.
У колонки испуганно воскликнул Виктор. Зотов обернулся: гость сидел на траве, закрываясь от чего-то или кого-то правой рукой.
– Мать честная! – спохватился Макар, срываясь с места. – Совсем забыл!
Виктор, подобно крабу, как мог, пятился от колонки, пока не уперся в гусеницу старого разобранного трактора. Зотову не удалось увидеть виновника переполоха, только серо-желтая тень мелькнула в траве. От сердца отлегло: самые страшные опасения не сбылись.
– Ты чё орешь?
Он помог другу подняться.
– Т-там… Ё-моё…
– Хомяка испугался? Тю!
– Хомяка? С такими глазами?!
– А мож, он по нужде сидел, дулся, – пожал плечами Макар, улыбаясь. – На себя-то глянь – глазища словно плошки.
Отряхиваясь и чертыхаясь, Ковалев вошел следом за другом в кузню.
– Вот если бы ты встретил хозяйку колонки, тогда бы орал. – Макар предложил гостю стул.
– Это еще кто?
– Степная гадюка у нас тут живет. Рот захлопни. Змеи у нас – дело обычное. Вон в балке их пруд пруди. – Зотов зевнул с завыванием, принялся мыть руки, щедро намазывая их мылом.
От спокойных слов друга Ковалева бросило в дрожь. Он ведь всю ночь провел в степи и даже спал под кустом до рассвета, ничего не подозревая.
– Извини, конечно, – повинился Макар. – В голову не пришло, что ты чужой. Наши-то мужики все в курсе.
– И почему вы ее
