проснулся от того, шо его кто-то по имени кличет. Он глаза продрал, огляделся – в дверях, знач, стоит молодая женшина, в белое одетая, и рукой за собой манит. Зоветь, знач. – Спиридоныч тряхнул поводьями. – Эк, давай, Маркитантка, вражья сила!

– Так, Спиридоныч, то хлопец был или кобыла? – встрял Макар, сдерживая смех.

– Тю на тебя, Макарка! – обиделся возница. – Вот слова боле от меня не дождетеся!

– Да брось, Вадим Спиридоныч, – примирительно заговорил Зотов. – Я ж пошутил. Ты вон гостя моего совсем застращал. – Он снова толкнул друга в бок. – Вон у парня глаза навыкате от страха.

Виктору самому впору было расхохотаться, но и дослушать историю хотелось – так дорога короче будет.

Возница развернулся всем телом к парням, с подозрением глянул на их серьезные лица.

– Не слушайте этого трепача, Вадим Спиридоныч. Продолжайте, – попросил старика Виктор. – Позвала его женщина в белом. А дальше?

Спиридоныч дернул кепку за козырек и, отвернувшись, продолжил:

– Позвала она хлопца за собой. Оторопел парняга от такого дива, да, мож, и шага не ступил бы, тока ноги сами шагають след вслед за хозяйкой домика. А та вывела, знач, его из дома и дале манит за собою. Топает парень за ней. Туман – шо молоко, а хозяйка знай себе торопится, и завороженному не так-то просто поспевать… – Спиридоныч хотел было прикрикнуть на кобылу, но на полуслове поперхнулся, только вожжами тряхнул. – Хозяйка обернулась в последнее и исчезла в тумане, растворилась, знач. Слышит парняга – в селе петух прокричал. Нечисть, она вся кочета пуще пожару боится. От крику энтого туман рассеиваться стал, а хлопца приворот отпустил. Стоит посреди степи, ногами переступает, руками шевелит – радый свободе до беспамятства. Э-эх! Пшла, родимая! – по привычке крикнул Спиридоныч и покосился на кузнеца.

Макар молчал. Развалившись на платформе, он жевал травинку, погруженный в свои думы.

– Тут ен спохватился, обернулся к хатке, а та уж по крышу в землю вросла. Бросился парняга своим товарыщам на выручку. Где там! Хозяйка его далече отвела, а тех двоих с собою забрала. Покуда парень бег, земля над хатою сошлась и дерном накрылась. – Рассказчик тяжко вздохнул и перекрестился: – Прости, Господи, души их грешные! – Закончив креститься, продолжил: – Паренек-то тот, знамо дело, в деревню сперва бросился за народишком. Люди ему поверили, стали шукать пропавших. Та де там! Степь, она везде однакова – поди сыщи, под какой травой нечисть мужиков зарыла.

Спиридоныч смолк, ссутулился, словно скорбел по пропавшим душам.

– А с парнем-то шо стало? – тихо спросил Виктор, невольно подражая говору рассказчика.

– С парнем-то? А чего с ним? Барин – помещик Шпарь – не поверил ему, вызвал пристава. Сызнова искали, а посля парнягу на каторгу сослали за душегубство. Таки дела.

– А хозяйка не появлялась больше?

– Народ разное гутарит. – Спиридоныч обернулся. – Вот наши девки, кто замуж до срока не вышел, ходят до ней суженого покупать.

– За грош ломаный – дюжину, – вставил Макар и рассмеялся.

Возница в сердцах сплюнул и хлестнул лошадь.

Справа вдоль дороги потянулось нераспаханное поле, поросшее высокой, ныне сухой травой. Цикады грохотали в ней, и, казалось, не горячее марево искажает горизонт, а невидимые музыканты сотрясают воздух своей мелодией. Виктор задумался, глядя на горящее в солнечных лучах золото. Чем-то поле тревожило его, что-то напоминало. Ковалев вздрогнул, когда догадка пришла на ум: зеленая высокая трава в ночной степи! Озноб охватил его.

– М-Макар, – шепотом позвал Виктор, желая отогнать страх присутствием друга, стараясь унять стук зубов. Зотов не расслышал, а на второй призыв не хватило сил.

То тут, то там в траве стали появляться бугры, сглаженные дождями и временем. Продолговатые, едва различимые в земле, они напоминали Виктору… могилы! Старые могилы. Ковалев оглянулся – дальше стояли покосившиеся темные кресты, словно изъеденные неведомым кладбищенским зверем. Мокрая рубашка прилипла к спине. Казалось, чужая холодная ладонь легла меж лопаток, примиряя с неизбежностью: обречен, и поздно что-то менять. Живой мир ушел в небытие, и нет ничего, кроме пыльной дороги, кладбища и скрипучей телеги, влекомой понурой клячей. Телега, везущая покойника. Везущая Виктора Ковалева. Оцепенев от ужаса, он видел, как темнеет небо, надвигается сумрак и тускнеет солнце, а свет его становится неживым, электрическим.

Горячее коснулось плеча покойника.

– Что?!

– Да ничего. – Макар протягивал другу бутылку с водой. – Попей, умойся. На тебя смотреть жалко. Это жара.

– Да, жара. Спасибо, – прошептал тот, хватая бутылку обеими руками.

– Да, пожалуйста, – пожал плечами Зот. – Не смотри долго на траву – в глазах потемнеет.

От слов его Виктору полегчало – пригрезилось, значит.

Было около пяти вечера, когда они подъехали к дому Макара. Жара стала спадать, солнце клонилось к западу за Шпареву балку.

– Вот спасибо, Вадим Спиридоныч! – поблагодарил Зотов, снимая с воза свою «Украину».

– Всегда пожалуйста, – пробурчал Спиридоныч, проверяя упряжь.

Когда кузнец отошел к калитке, старик горячо шепнул Виктору на ухо:

– Тот парубок – Макаркин прадед. Ен об этом никому не рассказывает.

Виктор удивленно уставился на старика. В ответ тот многозначительно подмигнул: смекай, мол.

– Чего он тебе нашептал? – От Зота не ускользнул их разговор.

– Да так просто, – пожал плечами Ковалев. – Стращает все.

– Ага, и всем говорит, что тот паренек мой прадед.

Виктор хмыкнул: интриги как при французском дворе. Меньше всего хотелось встревать в них со своими мерками.

– А разве нет?

– Доля правды в его балачке есть, но очень малая. Спиридоныч у нас известный рассказчик.

– Что-то ты меня совсем запутал, Зот, – обиженно пробурчал Виктор, глядя вслед удаляющейся бричке.

– Не напрягайся, Кова. Относись к старику как к Гансу Христиану Андерсену, и все будет нормально.

Едва Макар ступил во двор, под ноги к нему бросился Рафинад. Радостно лая, щенок вертелся у ног, и хозяину пришлось поднять собачонка на руки.

– Э нет! Целоваться не будем. – Зотов отстранился, когда Рафинад попытался лизнуть его в щеку.

Щенок присмирел, но короткий хвостик продолжал неустанно вертеться от радости.

На веранде друзей уже ждал накрытый стол. Ароматы печеного, свежей зелени и чего-то сладкого вскружили Виктору голову. Желудок отозвался голодным спазмом.

– Ну-ка, Рафинадус, иди гулять. – Макар отпустил собачонка во двор. – Сюда нельзя, – погрозил он пальцем.

Щенок понял слова хозяина, порог не переступил, но и от двери не ушел, усевшись на бетон.

Кузнец повесил рюкзак на крючок на стене.

– Хозяюшка! – позвал он, заглядывая в кухню. – В огороде, наверно, – заметил Макар. – Тогда пошли. В душе помоемся.

Глава 7. Вечер обещал быть томным

Легковерен женский нрав, И изменчив, и порочен. Ф. Шиллер. Поминки

Петр вошел в бар, приподнял зеркальные очки. Она, как всегда, разливала местным забулдыгам водку и бросила на вошедшего беглый невыразительный взгляд. Конечно, Люба не оценила ни темно-фиолетовой рубашки из шелка, ни светлых брюк, тем более не заметила лайковых туфель с острыми носами. Петр знал – прикати он в бар

Вы читаете Курганник
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату