монахам. Их выпуклости аппетитно вырисовывались под короткими красными штанишками. Святые люди, казалось, не обратили никакого внимания на эти крепенькие задочки.
- Кто-то говорил мне, что они как-то связаны с нимфетками...
- Это не их возраст, - возразила Мерви, - им нужны девушки.
- Так, значит, это правда? - Эммануэль вспомнила о словах Мари-Анж, - я как раз хотела вас расспросить об этом.
Львенок посмотрела на вопрошавшую таким испытующим взглядом, что та почувствовала себя, словно под рентгеновскими лучами.
- Вы это спрашиваете из простого любопытства или интересуетесь этим всерьез?
В словах сиамки была такая же значительность, как и во взгляде. На какой-то момент у Эммануэль закружилась голова...
- Чего эти монахи боятся больше всего, - с расстановкой проговорила Мерви, - так это осквернения. А лечь с девственницей - это не запятнает их чистоты.
- Я полагаю, что они не слишком часто этим занимаются, а? - спросила Эммануэль игривым тоном.
- Не обязательно, чтобы это были девственницы в полном смысле. Мудрейший сказал: 'Все в этом мире призрачно...'.
Беседа становилась все более увлекательной. У Львенка, оказывается, есть не только шкурка, но и коготки.
- Вот вы, например, - сказала Мерви, - они вас очень высоко оценят. Очень.
- Кто? Монахи? Ох, ты! Они что же, надеются, что я еще девственница? Мерви не отвлекалась от дела.
- Я обо всем этом позабочусь сама, - она плутовски улыбнулась, - Вы совершенно подходящий для них человек.
- Но... Я не вижу ничего соблазнительного в том, чтобы заниматься любовью с монахом, даже если этот монах - буддийский. Я совсем не ощущаю в себе избытка святости...
- Дело не в этом. Вы как-то сказали, что позволите мне продать вас. Вот этим мы и наймемся...
Эммануэль вспомнила, что Мерви делала такое предложение, но не смогла вспомнить, соглашалась ли она на него. Она улыбнулась этой восточной хитрости.
- Разве я не права? - спросила та, глядя на Эммануэль своими холодными глазами.
'Наверное, я схожу с ума, - подумала Эммануэль, - но мне хочется знать, как чувствует себя женщина, которой торгуют'.
- Вы это сделаете за деньги?
- Угу. Вы могли бы завтра?
- Да. Когда мы встретимся?
Ценный ли я товар, спросила себя Эммануэль, много ли они за меня дадут?
Она уже забыла, что в стоимость входит и ее девственность.
***
Подталкиваемая шестом туземца, лодка бесшумно скользила по охряно-розовой поверхности воды. Река после дождей была полноводной, они плыли недалеко от берега, и Эммануэль могла касаться руками кокосовых орехов, зеленых и пурпурных плодов, свисавших с ветвей склонившихся к воде деревьев... Вода была густой, как сперма, она была почти вровень с бортами их узкой, сделанной из тикового дерева пироги. Эммануэль думала, что она обязательно свалится в воду, прежде чем они достигнут цели своего путешествия. Может быть, так будет лучше? В реке было полно купальщиков, Эммануэль присоединилась бы к их веселым забавам. Вон какие совсем голые молодцы цепляются за нос пироги, не обращая внимания на крики лодочника: может быть, им хочется перевернуть лодку? Один из них приблизился к ней, глаза его сияли, как два маленьких солнышка, и Эммануэль улыбнулась ему. Он наполовину высунулся из воды, лег грудью на борт лодки, протянул руки. Пока Эммануэль думала, чего же он от нее хочет, ответ последовал сразу же: жадные юношеские руки скользнули под ее юбку, раздвинули ноги, пощекотали в зарослях сада любви и даже глубже, и вот это юное существо уже снова в воде и плывет, оглашая воздух радостными криками.
Эммануэль начинает вычерпывать воду.
- Держу пари, что пока мы доедем, мы не один раз перевернемся.
Мерви спокойно отвечает, что ничего страшного не произойдет: лодка достаточно тяжела, чтобы не перевернуться. Да, правда, вспоминает Эммануэль: Мерви везет с собой большой сундук, там одежды для Эммануэль, она должна переодеться для совершения ритуала, который теперь больше забавляет ее, чем страшит. - ведь эти святые люди хотят просто развлечь себя телом молодой женщины. Для чего же все эти маскарады и обряды, когда дело такое ясное? Ладно, если ее снаряжение намокнет, она предстанет перед монахами в чем мать родила - ничего страшного не случится... После ночи в Малигате и намеков Арианы она хорошо знает, что ее ожидает. Что ж, она решилась на все, отдалась на волю Львиной Гриве и сделает все, что ей прикажут. Просто она узнает еще кое-что и прибавит еще одну жемчужину к своему ожерелью.
...Молодой монах повел Мерви и Эммануэль за собой к небольшому прямоугольному павильону с покрытой мхом крышей. Только одно отверстие виднелось в его выкрашенных белых стенах - дверь, хрипло застонавшая, когда они вошли. Сладко пахнущие свечи в оловянных подсвечниках освещали помещение. Несколько шкафчиков в виде усеченных пирамид с позолоченными дверцами, тростниковые циновки и два низких столика с металлической посудой на них составляли все убранство комнаты.
Но в углу виднелась фигура птицы, сделанная из красного дерева. В глаза были вставлены драгоценные камни, ноги походили на журавлиные. У птицы была женская грудь. Что-то женское было и в изгибе не то клюва, не то рта, сделанного из стеклообразной массы. Эммануэль посмотрела на птицу почти с благоговейным страхом.
Монах сел, обмахиваясь веером. Маленький мальчик вошел с чайным подносом в руках. Он налил чай в невероятно крошечные чашки: их надо было выпить одну за другой, чтобы почувствовать вкус. Но как только чай был разлит, аромат жасмина наполнил комнату. Эммануэль смаковала аромат и спрашивала себя, не в этом ли возмещение аскетизма.
И вот, держа чашечку в руках, монах обращается к ним. Говорит он так быстро и неразборчиво, что Эммануэль ничего не может понять. Но Me рви отвечает. И она говорит долго. По-сиамски. Она торгуется, соображает Эммануэль, она устанавливает на меня цену. Монах по-прежнему выглядит равнодушным, он даже не смотрит на предмет сделки. Но Эммануэль знает: это старый трюк лошадиных барышников - не проявлять заинтересованности. Но как жалко, что она не принимает участия в обсуждении условий! Потрать она больше усилий на изучение местного языка - какое удовольствие она сейчас бы получила!
Внезапно монах прервал разговор, поднялся и вышел. Дверь за ним закрылась, они остались одни. Аромат курящихся свечей довел Эммануэль почти до тошноты. Надо уйти из этой комнаты. Но Мерви, всезнающая Мерви, держала на уме другое.
- Переодевайтесь, я помогу вам, - сказала она.
Она расстегнула школьное платьице Эммануэль и быстро стянула его через голову жертвы... Затем, вытащив из сундука одеяние из белого тончайшего шелка, отделанного кружевами, быстро и ловко обмотала его вокруг стана Эммануэль. Это было что-то вроде тоги, и Эммануэль подумала, что вся эта красота свалится с нее при первом же движении. Но, может быть, так и было задумано. Она посмотрела на себя в зеркало. Великолепно!
- Теперь пошли, - сказала Мерви.
Они оказались в длинном коридоре. Мерви шла впереди, почти шепотом считая двери, мимо которых они проходили. Возле восьмой по счету они остановились.
- Вы войдете туда одна, - проговорила она. Эммануэль вошла. Там был тот же молодой монах.
Он указал на одну из циновок, покрытую квадратной формы подушками.
- Присядьте здесь и подождите, - сказал он, старательно выговаривая французские слова. И снова вышел.
Эммануэль поступила, как приказано - села на циновку, подогнув под себя ноги: она видела, что так сидят сиамские женщины в пагодах или на королевских приемах в традиционном стиле.
Комната была без окон, и в ней было довольно прохладно. Слабый смолистый запах ощущался в воздухе
