Тут проснулся часовой и, виновато поглядывая на меня, подошёл к костерку греться. Я ничего не сказал, лишь покосился на него, продолжая размышлять и изредка подкидывая ветки в огонь. В Кобрине я пытался найти не только военторг, но и расспрашивал жителей, особенно тех, что имели интеллигентный вид, есть ли в городе антиквары, мол, мне нужно срочно по военной надобности проконсультироваться с ними как с экспертами. Или в Кобрине их не было, вот уж в чём я сомневаюсь, или мне их не выдали, решив, что, пользуясь неразберихой, я хочу их ограбить. Ну, не сильно-то они и ошибались. Амулеты, если бы они у них были, я точно прибрал бы к рукам, особо и не спрашивая хозяев. Ну или выдав что взамен. Например, один из кинжалов, по виду он очень дорогой и наверняка оценился бы антикваром правильно. Хотя и тут у меня были сомнения, его могли принять за новодел. Как оказалось, в безразмерном кармане времени нет, я как-то в него кружку чая сунул, горячего, ещё в училище, а вспомнил о ней только на стрельбище, где мы по конусам стреляли. Шесть дней прошло, а чай был всё ещё горячий, прямо кипяток. Похоже, в кольцо ещё и стазис был встроен, так что если кинжал будут проверять, то эксперты могут сказать, что ему несколько лет, подделка под старину. Не хотелось так рисковать.
Вздохнув и посмотрев на небо, которое стало светлеть, я сказал часовому:
– Раз уж наш новый командир не озаботился назначить время побудки, то сейчас воды вскипятим и будем поднимать народ, заодно горячим чаем напоим. В последний раз. Заварка – ёк, кончилась.
Тот сделал круг вокруг лагеря, демонстрируя, как он нас охраняет, а я набрал воды в свой котелок и кружку, сыпанул заварки и на небольшой треноге подвесил котелок, рядом с костром поставил кружку, пусть нагреваются. Наверное, зря, сыпать нужно после того как вода закипит, но ничего, и так сойдёт. Пока вода нагревалась, я размышлял. Насчёт того, что не поделюсь продовольствием, я всё же лукавил, не такой я подлец. Если бойцы ничего не добудут в течение дня, к вечеру, отойдя в сторону, я выложу припасы из кольца и сделаю вид, что нашёл их, мол, явно кто-то от лишнего груза избавлялся. Интересно, поверят мне? Кто же больной на всю голову от продовольствия будет в лесу избавляться вот так? Думаю, наказание в течение всего дня в виде голодовки им пойдёт на пользу. Да и о другой помощи на весь этот день они могут забыть. Включая советы, что делать. Ну, если меня прямо спросят, отвечу, так и быть, остальное я бойкотирую. Может, это и глупо, но всё равно обидно. Можно перебороть себя, взять верх над эмоциями и продолжить общаться с бойцами и командирами как обычно, став их советчиком, что и как делать, помогать во всём, но вот я не хочу этого. Сняли с меня проблемы – честь вам и хвала. Дальше сами. Да и уверен я, что старлей мои советы встретит в штыки, уже понял его характер, так зачем мне нарываться?
Когда чай был готов, я объявил побудку. Старлей недоволен был, что подняли так рано, ещё толком и не рассвело, но ничего не сказал, понимал, что сам виноват, не назначив время, когда вставать. Бойцы, дрожа от холода, занимались собой да грелись, кто у костра, а кто и самобытной гимнастикой. Я же отнёс кружку с чаем нашей девушке. Вчера узнал, как её зовут. Анна Фролова. А то всё не до знакомства было.
Когда все попили чаю, мы собрались и двинули дальше к нашим. Шли до обеда с краткими мгновениями отдыха неподалёку от трассы, мне кажется, летун опасался заблудиться. К дороге мы выходили, проверяли: немцы шли колоннами. Да и стрельба вокруг не стихала, видать, окруженцы прорывались, но нам они пока не встретились. Один раз наблюдали, как четвёрка наших бомбардировщиков, СБ, как сообщил летун, бомбили перекрёсток, забитый немецкой техникой, ювелирно отработали, любо-дорого смотреть. И благополучно улетели.
Когда время подходило к часу дня и едва мы прошли с километр после очередного отдыха, как наткнулись на дорогу в лесу, причём было видно, что недавно здесь проходила техника, и много, раз набила такую колею. Наш водитель, осмотрев, сообщил, что это наши, следы покрышек и размеры колеи на это указывали. Я посмотрел в свою трубу и мысленно подтвердил его слова. Наши были, и не так давно, полагаю, вчера вечером. Подумав, старлей решил идти по этой дороге, если наши здесь, может, встретимся? Вот так, без дозоров и всего, что положено, бойцы плотной группой пошли прямо по дороге. Я же скользил рядом по лесу с винтовкой наготове. Если что не так, укрыться успею, а благополучие и жизнь этой группы мне были пофиг. За день наслушался стонов и жалоб и поглядывал на попутчиков с откровенной жалостью и лёгкими нотками презрения. На хрен таких попутчиков, может, одному идти? Только одно меня останавливало – Фролова. Вот она шла упорно, явно на одном упрямстве, не показывая своей слабости, и это вызывало уважение. Старлей пытался приказать мне идти рядом, но я отговорился, что осуществляю боковое охранение, и тому возразить было нечего. А в данном случае я использовал поговорку: не можешь остановить, возглавь. Сейчас группа бойцов у меня как приманка. Если их кто обстреляет, это даст мне понять, что враг рядом. Однако шли мы спокойно. Шли-шли и пришли к замыкающим грузовикам советской армейской колонны.
– Эй, есть там кто?! – крикнул старлей, однако ответа не было.
До ближайших машин было метров шестьдесят.
Да и не будет ответа, я уже посмотрел в свою магическую подзорную трубу, колонна была явно брошенной. Старлей пока этого не знал и отправил одного из бойцов посмотреть, что там и как. Я же в свою трубку из кустов рассматривал часть колонны, то что мог визуально видеть, и кое-что привлекло моё внимание: задранные вверх стволы счетверённых зенитных пулемётов. В колонне была зенитка, и это сразу подняло моё настроение. Похоже, из окружения я с техникой выйду, боевой.
Конечно, у старлея может быть своё мнение, но мне на него как-то плевать. Пусть уводит группу, но я останусь с зениткой. Бывая под налётами, а я два их пережил за вчерашний день, в Кобрине угораздило попасть да когда колонной шли, перед засадой немцев, очень хочется иметь что-то на руках, что может поразить этих стервятников
