Наконец вернулся полковник, и меня пригласили к нему. И он с ходу спросил:
– Лейтенант, вы участвовали в обороне железнодорожного моста двадцать девятого мая?
– Да, товарищ полковник, участвовал.
– Отлично, наконец-то мы вас нашли. Вы прыгали с парашютом?
– Я раньше мечтал попасть в авиацию и прыжки с парашютом совершал, более двух десятков у меня на счету.
– Совсем отлично. Сейчас вы сдаёте документы и форму, получаете другую и выезжаете на аэродром.
– Товарищ полковник, а что происходит?
– Вы направляетесь в немецкий тыл, в помощь нашей группе. Это всё, что я могу сказать. Всё узнаете на месте.
– Товарищ полковник, но почему я? Неужели там, на месте нельзя найти опытного зенитчика или хирурга?
– Я же сказал, лейтенант, всё узнаете на месте, – с заметным раздражением повторил Куприн и нахмурился: – А вы хирург?
– Да, ассистировал и накапливал опыт в госпитале, который охранял.
– Тоже хорошо, врач группе не помешает. Я об этих ваших умениях не знал. Вам выдадут санитарную сумку со всем необходимым, напишите список. Всё, свободны, мой помощник займётся вами. Вылет затемно, нужно успеть всё сделать.
Старлей, зашедший в кабинет полковника, повёл меня за собой. Мне выдали новенькую простую красноармейскую форму, без петлиц, сапоги и двухцветный комбинезон защитного цвета. Мою форму с орденом и медалью хотели было забрать, как и ремень с оружием, шинель, и мои яловые сапоги, и фуражку, но ничего уже не было, а на вопрос старшины, который отвечал за выдачу, я ответил, что все вещи отправил невесте, мол, я ей больше доверяю. Тому и сказать нечего было. Документы свои я также хранил в браслете, ничего оставлять я и не думал.
Оружие мне выдали – МП-40 с четырьмя запасными магазинами, а также парабеллум. Непонятно, если форма наша, могли бы и наше оружие выдать, но старшина пояснил, это чтобы проблем с боеприпасами не было, трофейными разжиться можно будет в бою. Ладно, пусть так, но зато гранат целый ящик вытребовал, Ф-1. Старшина с усмешкой выдал, мол, куда я их девать буду? Мне выдан десантный рюкзак, но он не бездонный. Тем более в нём уже лежали боеприпасы, продовольствие на неделю, пять кило взрывчатки с детонаторами и личные вещи. Но у меня всё вместилось, вот у старшины лицо вытянулось от удивления! Ещё он фонарик выдал, чтобы после приземления опознаться или сигнал подать.
Потом мы занялись санитарной сумкой. Тут я тоже мелочиться не стал, когда список писал. Набил её так, что она круглой стала. Мне привезли хирургический инструмент, на месте его не было, шовный материал, разные антисептики, в основном спирт, йод и зелёнку, ну и перевязочный материал, который и занял большую часть объёма. Всё, теперь я был готов, и меня повезли на аэродром, где готовился транспортник для заброски нас в тыл. Куда и зачем, я до сих пор не знаю, хотя догадки и есть.
Я вот что подумал: а не из-за того ли, что я там у моста творил, мной заинтересовались? Я ведь, если прикинуть, там чуть больше двух взводов парашютистов завалил. Ведь полковника не заинтересовало, что я зенитчик, а информация о моей врачебной практике его удивила, так что, когда он спросил про мост, звоночек и прозвенел. Точно, оттуда ветер дует. Как-то другого ответа нет. Свидетелей, как я там работал и что делал, немало, особенно среди осназовцев, уж они-то могли живописать, что там происходило. Странно, что меня раньше не нашли и к себе не сманили. Именно сманили, так как служба в этом подразделении добровольная, я узнавал, то есть: спрашивают, и два ответа – да или нет. И если меня решили вот так втёмную задействовать в какой-то своей операции, то я сразу говорю: идите на хрен. Добровольного согласия я не давал, я не идиот с автоматом по лесам и полям носиться, меня вполне всё устраивало в должности командира лёгкой пулемётно-зенитной батареи. Тут тоже кому-то служить нужно и должность занимать. Тем более я убил достаточно солдат противника, чтобы считать, что долг на этой войне мной отдан, пусть другие повоют, медали Героев заработают. У меня шея не такая крепкая, чтобы за всяких хмырей их проблемы решать. Да, это моя позиция и мой ответ. Это если кто интересуется, как ко всему этому я отношусь. То есть ни помогать, ни как-либо участвовать в этой операции я не буду. Точка. Нет, я не отказываюсь, но одно дело – добровольное начало, когда боец все силы прикладывает для решения задачи, другое – работа из-под палки, и вот именно по последнему методу я и буду действовать. Это кадровые пусть служат не за страх, а за совесть, им за это деньги платят, и не маленькую зарплату, между прочим, а я срочник, как срок закончится, в данном случае война, быстрее визга меня в армии не будет. Или, вон, неплохая идея мне в голову пришла: получить диплом врача и в медики перевестись. Мне это больше нравится. Эх, надо было всё же командировку попросить и скататься-таки в Москву.
Командиры, которые решили задействовать меня в этой операции, должны были уговорить меня участвовать, получить моё согласие, всё же я не в их епархии, я вообще, считай, артиллерист, по этому ведомству прохожу, тут я сразу скажу, что они бы не получили моего согласия, и только потом всё остальное. Без этого никакого сотрудничества не будет. Конечно, приказы я буду выполнять, особенно старших по званию, тут никуда не денешься, я военнослужащий, и устав велит, но выполнять их приказы можно по-разному, например крайне неэффективно, как я и собираюсь действовать. Раз уж разозлили меня, ловите ответку.
Но с другой стороны, я даже рад, что меня направляют в тыл к немцам. Я это по дороге на аэродром обдумал. А всё просто: отдохну и хабаром немецким разживусь, это враг, скромничать не буду, и я планирую набить браслет до отказа, да ещё
