— Как аппарат, командир?
— Аппарат в порядке. Слиток золота, а не истребитель. Заправить и пополнить боекомплект, а я на доклад, — приказал я, и достав из кармана галифе апельсин, это уже становилось традицией после удачного вылета угощать механика фруктом, и кинул ему. Егоров ловко поймал оранжевый фрукт, который ему явно полюбился.
Уже темнело, время позднее, за мной машину прислали, всё же быстрым ходоком меня назвать сложно, трость принципиально постоянно с собой ношу, и Никита, поднимаясь на крыло после вылета, когда я выбираюсь, подаёт её мне. С собой в полёт я её не беру. В штабе меня тоже поздравили, хотя отбитые плечи от восторженных летчиков полка Бадина, давали о себе знать. Поздравили с победой, яркой и красивой, уже записали её на мой счёт, вносят в бумаги. Значит к восьми звёздочкам на корпусе моего «Мига» прибавится ещё одна. Из штаба командования «ПВО» Горького уже звонили, узнали кто сбил, потом тоже просили поздравить лётчика и представить к награде. Немецкие высотные разведчики у наших лётчиков и зенитчиков уже в печёнках сидели. Я лишь когда писал рапорт о вылете попросил указать в журнале что немец на одиннадцати летел, мол, не надо преувеличивать, но мне отказали, много свидетелей было, однако в своём рапорте я написал, что сбил немца на одиннадцати шестистах тысячах метрах. А то один раз это случайность, второй раз тенденция. Я и так уже привлёк внимание конструкторов и инженеров совершив невозможное, а сейчас те вообще перевозбудятся. А мне и ответить нечего КАК я же это сделал? Так что раз на бумаге написано одиннадцать шестьсот, значит одиннадцать шестьсот. Люди и ошибаться могут, а тут документ нет.
К счастью последствий не было, поздравления, и всё такое, это было. Отметили в узком кругу, но мы высотники, не пили, для нас это яд, особенно на высоте, вдруг сигнал вылета, а вот механики не сдерживались, им можно. К моему удивлению, представили меня к «Боевику», я думал, что поменьше будет, но это солидная награда. Однако получу или нет, не знаю. Постепенно время шло, немцы не появлялись, у нас было тихо. А вот на Москву был совершён массированный ночной налёт, больше сотни самолётов участвовало, половина высотники, остальные на девяти тысячах подходили. В основном они и понесли потери, высотники немцы ни одного не потеряли. Сбитые немецкие лётчики, те что участвовали в том налёте, пояснили такую наглость. Хотели отомстить за своих, не ожидали они таких потерь, и узнали, что лётчик с позывным Кот, находится у Горького, тот разведчик, пока его не сбили, многое рассказать успел своим, как и то на какой высоте я его гонял. В результате немцы потеряли четыре бомбардировщика, два «ночники» сбили, и два зенитками. Налёт практически удался, пожаров много было, но потери среди мирных граждан всё же расстраивали больше.
У нас мирно текла служба, я каждый день на речку ездил, купался и рыбачил, если что мигом на аэродроме буду, увидев ракеты, именно этим и отговаривался, когда мне укоряли за такие отлучки. Да и уезжаю я только на речку, люблю в водичке поплескаться, а та недалеко, и километра нет. Хорошо над головой начальства нет, у Бадина мы дислоцируемся со Светловым, но всё же не подчиняемся. Прошла неделя, и ни одного вылета, немцы в нашу сторону и не дёргается. Конечно приятно так думать, что немцы просто опасаться отправлять сюда свои высотники зная, что здесь Кот, то есть я, но причина может быть и в другом. Однако вот в Москве немцы налёт повторили, практически в той же численности. Причём в этот раз им помогали наводчики, ракетами показывая важные цели. Почти всех их изловили к утру, но всё же налёт в этот раз дорого стоил, не помогли не аэростаты заграждении, ни зенитная артиллерия. Сбито немцев было девятнадцать. Высотники снова ушли без повреждений. Да и то наши лучше подготовились к такому массированному налёту. В этот раз и потерь, в имуществе и людях, было куда больше. И вот немцы вспомнили про промышленный район Горького, через семнадцать дней после того как я разведчика сбил, а повторный массированный налёт на Москву был два дня назад. В общем, разбудили нас, «ночников» по тревоге. Время полночь, немцы идут. Только высотники, численность не известна, но много.
Уже через десять минут звено Светлова и мой «Миг» по очереди разгоняясь оторвались от полосы и начали подъём. В воздухе только четыре наших самолёта, больше «ночников» в Горьком» не было. Мы успели подняться на семь тысяч метров, когда обнаружили немцев. Светлов со своими поднимался в стороне, я как всегда в одиночку работал. В общем, мы не успевали подняться на заданную высоту, они просто пролетят над нами, Светлов рванул с набором высоты перед ними, а я стал крутить круги, стараясь побыстрее сократить расстояние между нами. А потом также погнался за немцами, имея преимущества в скорости. А вон и город вдали, немцы уже его почти достигли. Прижав ларингофон к шее, я запросил землю:
— Кот взывает Берёзу. Берёза ответь.
— Береза слушает.
— Вижу восемнадцать «Юнкерсов»-высотников. Прошу разрешения атаковать.
— Я Берёза, Кот, атакуй. Как слышишь, приём? Атакуй.
Моего юмора не поняли, тут всё равно атаковать нужно, раз видишь противника, но раз есть приказ, то я стал подходить к замыкающему немцу поближе, чтобы расстрелять его в упор.
Я уверенно подошёл практически вплотную, и заметил, как заволновались немцы, причём разом и во всех самолётах. Быстро проанализировав увиденное, я понял в чём тут дело. Скорее всего немцы за передовой слушали эти территории используя мощные радиостанции, засекли наши с Берёзой переговоры и предупредили эту группу, мол, внимание, в воздухе Кот. Меня те не видели, значит, предположение верное. Это конечно же моя догадка, я многое умел с помощью амулетов, но не вставать на чужую волну и слушать. Как бы то ни было, медлить не стоит, город почти под нами. Поэтому открыл огонь, дал две короткие очереди, по левому и правому мотору. Один заглох, а второй выбросив языки пламени, и тут же потухнув, но дымил, и «Юнкерс»
