А меня повели обратно к аэродрому, на такой развалине добраться до Горького ну просто нереально. Вот и аэродром, думал не долечу, отметив что наблюдатели остались на месте, следят со стороны что на аэродроме делается, я клюнул носом и пошёл на штурмовку. Те поначалу и не поняли, что происходит, а потом поздно. Боезапас у меня остался небольшой, и я весь его выпустил.
— Кот, что происходит? — немедленно последовал вопрос Грача.
— Наблюдателей немецких обстрелял. Искал их, и вот рассмотрел. Пусть людей пошлют, тела проверить. Я не промазал.
Тот отдал несколько приказов своим особистам, и мы пошли на посадку. А там произошла катастрофа, стойка шасси сложилось, и взрывая гнущимися лопастями землю, мой «Миг» сломав крыло, скапотировал. Конец машине. Я видел, что тут её не восстановить. Лично я бы смог, но как я это объясню? Так что придётся только пожалеть о потере. Народу сразу набежало множество, общими усилиями подняли самолёт, и я выпал вниз головой на подставленные руки, расстегнув ремни безопасности. Дальше расстегнув парашют, отбросив его в сторону, я взял протянутую трость и фуражку, которые также выпали из кабины. Фуражка имела три пулевых пробоины, трость расщеплена в двух местах. Все в шоке ходили вокруг моего истребителя. Ладно те повреждения, полученные при неудачной посадке, так ещё пулевых пробоин сосчитать никак не могли. Больше пятидесяти были в кабине, фонарь во многих местах прострелян, а я целый, лишь матерюсь и отряхиваю от пыли. Кто-то бога вспоминал, кто-то что-то про везение говорил, но в одном склонялись все, я чертовски везучий сукин сын, раз смог из такого боя выйти без единой царапинки. Уже подтвердили шестерых сбитых мной. А тут ещё и врач пристал, мол, после такой посадки, я точно не мог обойтись без травм, а из-за стресса их не чувствую. Срочно на осмотр. Еле отбился, подтвердив свою врачебную квалификацию, так что обошлись лишь вопросами и ощупываниями, но тот всё же не хотя подтвердил, что я действительно в порядке. А это точно чудо.
Закинув на плечо парашют, я похромал к землянкам, где размещался штаб, больше у меня имущества не осталось, а от самолёта одни обломки. В это время «Яки», на посадку заходили, и механики принимили машины, убирая их в укрытия. Работали все споро. В штабе меня похвалили, шесть сбиты, все подтверждены, на земле свидетелей хватало, уже звонили, лично комфронта наблюдал за боем, переживая, когда один наш против десятерых «мессеров». Всё же это что-то с чем-то, это не безоружные высотники гонять, ну и посочувствовали моему горю. Многие не раз безлошадными становились и знали, что это такое. Дальше пошло оформлении бумаг, уже позвонили в Горький, сообщили о трагедии, мол, отправят меня наземным транспортом, потому как попутного борта на сегодня нет. Тут особист зашёл, он изучал тела что нашли в том месте что я обстреливал, подтвердив, чужаки, не наши, похоже действительно немцы. Шифроблокнот цел, разбираются. Всё что нужно я получил, в этот раз прощание более скомканное было, два часа назад оно как-то не так завершилось, машина уже ждала, и устроившись в кабине, я велел водителю начать движение. И да, свою трость и фуражку, прострелянные, я подарил полку, они теперь в столовой на видном месте висели. Мы не успели и на пары километров отъехать, как остановились и выйдя наружу наблюдали как два десятка штурмовиков «Хеншель» вбиваю полк и штаб корпуса в землю. Остановить их было некому, кроме нескольких зениток, активно бьющим по ним.
— Конец нашим, — прошептал водитель.
— Не говори ерунду, — приказал я тому. — Окопались хорошо. А страшно только прямое попадание, так что потери будут, но не сильные. Наверное, мой «мигарь» добивают, гады… Вот что, оставь меня там дальше на перекрёсте, я остановлю попутную машину, а ты давай обратно. Раненые там точно будут и все машины на счету, чтобы увезти их в госпиталь.
— Есть, — козырнул тот.
Мы вернулись в машину, это был «Газ-64» чем-то похожий на мой «Виллис», да очень похож. Этот советский внедорожник я увидел впервые в Горьком, там они и выпускались. Бадин недавно такой получил, и сделал его командирским, сам гонял. Так вот, мы вернулись в машину и доехали до перекрёстка, тот меня там высадил, выгрузив вещи, и попылил обратно на предельной скорости, что позволяло развить качество дороги. А штурмовики, закончив своё дело, улетали, лишь за одним тянулась тонкая струйка дыма. Видимо зенитчики на аэродроме постарались, я видел там две установки. Закинув парашют на плечо, подотчётное имущество, я направился с дороги дальше в поле. Как-то мне особо и не хотелось по земле ехать в Горький. По железке тоже можно, но там немцы мост разбомбили, чем сильно усложнили нашим переброску резервов и боеприпасов. У меня есть «У-2» в запасе, его и использую. Для наших тылов самый предпочтительный самолёт, и пусть на дозаправку придётся садиться, но доберусь уже сегодня. Да и не привлечёт он внимания, сколько тут таких летает.
Найдя неплохое место, я вызвал самолёт, проверил его, тот в порядке и заправлен, запустил двигатель, и забравшись в кабину, поднял машину в воздух, неторопливо направляясь в тыл. Да уж, после скоростного «Мига» пересаживаться на эту тарахтелку… тяжело. Как будто на месте стою. Снова привыкать нужно. Вот так двигаясь метрах в двухстах от поверхности земли и летел в сторону Горького. Часам к двенадцати, я сел на дозаправку, заодно и поел, использовал одно из тех готовых блюд, которые заранее сготовил, и оно ещё горячее. Отлично поел, пока шла заправка аппарата, и его осмотр. Нашёл проблему в моторе, устранил, потом трещину в центроплане, тоже убрал, и через полчаса, полетал дальше, к трём часам оказавшись над нашим аэродромом. Сделав круг, я пошёл на посадку. С вышки явно с удивлением наблюдали за моим появлением, по полётному расписанию никакого связного самолёта тут не должно быть. Я же, совершив посадку, подрабатывая мотором докатил до капонира, где раньше стояла моя машина, и заглушил двигатель. Посмотрев в сторону выглядывающих из соседнего капонира механиков, Никита там же был, я поднял очки на лоб и растягивая шлемофон, крикнул:
— Во, Никита, принимай аппарат,
