– Он ведь говорил тебе про мое воскрешение, не так ли? – продолжала Клеопатра. – Он знал, что делает. И сейчас это мучит его, потому что он знал, что совершает ошибку.
– Он любил вас, – прошептала Джулия.
– Он предал меня дважды. В первый раз, когда распалась империя. А потом снова, в тот момент, когда вернул меня к жизни, которой я не хотела. Да уберегут боги тебя, его новую невесту, от той любви, которую он продемонстрировал ко мне.
– Я предлагаю вам то, что вам сейчас нужно, но я не могу стереть столетия, которые вас разделяют. И он тоже этого не может.
– То, что мне нужно… – пробормотала Клеопатра, обходя Джулию кругом.
Слова эти, казалось, шли отовсюду, сквозили во взглядах каждой статуи в этом сумрачном храме, представлявшем собой дань уважения империи, когда-то завоевавшей ее царство.
– Я хочу знать, – продолжала она, – кто увековечен в этих изваяниях, кто эти римляне? Даже если эти статуи, эти лица – просто карикатуры, в них должны быть хоть какие-то черты, которые я должна узнавать. Линию подбородка, прическу, доспехи… Тем не менее мои воспоминания о них тают. Тают все быстрее и быстрее, с каждым новым восходом солнца на небосводе. Цезарь… – Она повернулась к статуе в центре зала. – Это должно изображать Цезаря? Я не могу ответить на этот вопрос. Хотя это был человек, с которым я делила ложе, от которого родила сына, его лик потерян для меня. Его запах. Звук его голоса. Все потеряно. И еще мой сын. Мне говорили, что я родила от него сына, сына, который после моей смерти на короткое время даже стал фараоном. Тем не менее, когда я пытаюсь найти в памяти хоть какие-то воспоминания о нем, я проваливаюсь в бездонную темноту своего сознания. Его имя мне уже ничего не говорит. А что меня ждет дальше? Что еще будет у меня отобрано?
– Цезарион, – прошептала Джулия. – Его звали Цезарион.
– И ты рада этому, Джулия Стратфорд? Ты радуешься моему уничтожению?
– А вы до сих пор хотите свернуть мне шею только потому, что знаете, что это причинит боль Рамзесу?
– Я не для этого проделала весь этот длинный путь.
– Тогда знайте, что ваши страдания не радуют меня, Клеопатра. Как не обрадуют и его. Однако вы до сих пор так и не сказали мне, чего же вы хотите.
– Я хочу эликсир, – с горечью в голосе ответила она. Как она ненавидела себя за то отчаяние, которое слышалось в ее словах. – Пробуждая меня, он использовал его в недостаточном количестве. По всему моему телу зияли страшные дыры. Я видела собственные кости, и это сводило меня с ума. Сейчас такие же дыры появились в моем сознании, в моей памяти. И с каждым днем они только расширяются. Есть только одно средство, которое может это излечить. И оно находится у него. И это единственная причина, по которой мне захотелось вновь увидеться с ним. Или с тобой.
Джулия облегченно вздохнула.
Но как раз в этот момент Клеопатра почувствовала острую боль в области горла.
Она тут же коснулась рукой болезненного места, но крови на пальцах не было.
Джулия рванулась к ней.
Отшатнувшись, Клеопатра оперлась о пьедестал статуи.
– Не подходи, – воскликнула она.
С ее стороны было естественно интерпретировать это движение как нападение. Как попытку Джулии воспользоваться ее сиюминутной слабостью. Однако выражение лица Джулии говорило о другом. Там читалось беспокойство. И жалость. Однако это было почему-то еще менее утешительно для Клеопатры.
– Не подходи, – повторила она прерывистым свистящим шепотом. – Не приближайся ко мне.
– Вам же больно, – тихо возразила Джулия. – Вы говорили мне об утраченной памяти. Но про боль умолчали. Про боль, которую чувствуете и теперь. Вам трудно ходить. Вам даже трудно прямо стоять. Неужели это результат того, что творится с вашей психикой? Этого просто не может быть.
Клеопатра не ответила, потому что не могла говорить. Задуматься над вопросом Джулии означало вернуться к тем пугающим мыслям, которые преследовали ее во время всего путешествия сюда: что ее сознание больше ей не принадлежит. В нее вселился тот, кто пользуется ее нынешней слабостью. Но признать это сейчас значит показать свою уязвимость. А этого делать нельзя, пока в руках у нее не будет эликсира.
Она продолжала держаться за пьедестал; каждый вздох давался ей с большим трудом.
Но хуже боли был обуявший ее непонятный страх. Парализующая тело паника снова и снова поднималась в ней непрерывными волнами. Откуда же она взялась, эта безысходность?
– Клеопатра, – тихо позвала Джулия, протягивая к ней руку.
– Нет! – крикнула та. – Прошу тебя, не надо… не касайся меня. Оставайся на месте!
* * *– Зачем вы мучаете ее? – прохрипел этот незнакомый мужчина. – И почему?
Сибил хотела покачать головой, но, если бы она только пошевелилась, могла бы умереть в этой маленькой туалетной комнатке, буквально в двух шагах от спокойно переговаривающихся аристократов и слуг. Что бы она сейчас ни говорила, это не успокоило бы этого человека.
Схватив ее за затылок, он второй рукой приставил нож к ее шее.
Может, она успеет закричать, позвать на помощь, пока он не перережет ей горло? Он сказал ей, что он доктор, когда заталкивал в эту комнатку. Значит, надежды на спасение нет – он-то уж точно знает, где и как нужно резать, чтобы вызвать мгновенную смерть человека.
– Почему вы с ней это делаете? Почему?
– Я не понимаю, о чем вы…
– Вы мучаете ее! Вы вселились в ее сознание. Как вы это делаете? Вы что, ведьма?
– Я… Вот оно что… Клеопатра. Вы говорите о женщине, которая называет себя Клеопатрой? Вы говорите, что это я вселилась в ее сознание? Но на самом деле это она…
– Вы отправили ей послание. Вы хотели узнать, где можете ее найти. И вот вы здесь. Вы преследуете ее. С какой целью?
– Мне нужна ее помощь. Я просто подумала, что мы с ней можем помочь друг другу. Однако я понятия не имела, что она тоже появится здесь. Я приехала, потому что… Ох, тут все так запутано. Невероятно запутано. Успокойтесь, пожалуйста. Если бы вы еще и…
– Если я сейчас просто прикончу вас, ее видения прекратятся, – прорычал он. – Она излечится от своих болей. Она излечится от вас.
В дверь резко постучали.
Это очень удивило их обоих, и она испугалась, что рука ненормального доктора может дрогнуть; а если нож перережет ей вену, то кровь, подгоняемая ее бешено колотившимся сердцем, ударит оттуда фонтаном.
– Зайдите попозже, пожалуйста, – сказал доктор с леденящим душу спокойствием в голосе.
Наступила тишина.
О, как же ей
