Перед его возвращением я стираю картинки с устройства Тома. Некоторые наиболее удачные работы, однако, я «вывешиваю» в своей личной галерее на «Облаке». Мне нравится представлять, как посетители задерживаются перед картиной, представляя, чье воображение могло создать ее, и лишь затем переходят к следующей.
ТомОна снова на рынке. Может быть, притвориться, что я пришел за продлевающей жизнь рукколой? (Что вообще такое эта руккола? Спрошу у Дона.)
Она за прилавком продает украшения. Молодая – тридцать с чем-то – с тату в виде бабочки на запястье и сексуальная до невозможности.
– Конечно, я знаю Эхо, – сказал Дон, когда я как бы невзначай спросил о ней.
– Привлекательная, как думаешь?
– Возможно, если ты не против ауры трейлерного парка.
Она действительно живет в трейлерном парке, я узнавал. Я знаю, как ее зовут, потому что она тоже член общества писателей, в которое я вступил. Нас до смешного мало – шестеро! – если учесть, сколько людей вокруг пользуются выражением «в процессе» и лелеют заброшенную в их головы ужасную мысль, что они могли бы создать превосходную книгу и, возможно, даже фильм. На последней встрече она вручила мне свою визитную карточку с текстом: «Эхо Саммер. Украшения ручной работы».
Ну да ладно. Не важно. В действительности я не ищу кого-то. Последнее, что мне нужно, неуместная связь с…
– Привет!
У нее такая улыбка, которую, по словам Чендлера, я могу почувствовать в кармане своих брюк.
– Ты уже решил, кому хочешь купить украшение?
Ее украшения ужасны. Монетки. Кусочки плавленой пластмассы. Перья. Единственное, о чем они говорят, – коррекционный класс. Ее изделия – что-то вроде поделок, которые дети приносят домой из начальной школы.
– Можно я еще посмотрю?
– Конечно. Пожалуйста.
Я делаю вид, что рассматриваю комплекты на витрине.
– У тебя много покупают? В смысле… Это? Я имею в виду… Да? А ты делаешь что-нибудь еще? Занимаешься еще чем-нибудь? Ну, чтобы… заработать на жизнь.
– Думаешь, они отстойные, да?
– Вовсе нет.
– Все в порядке. Они и правда немного отстойные. Просто такой период.
Ее ярко-голубые глаза горят, когда она встречается со мной взглядом, и у нее не с первой попытки получается улыбнуться. Затем она делает кое-что действительно шокирующее.
Она зажигает сигарету.
– Ты куришь.
– Да. Да, курю. Еще и выпить не прочь.
– Кто вообще сейчас курит?
– Думаю, я, типа, на задворках общества.
Она что, издевается?
– Присоединишься ко мне?
Она протягивает пачку. «Мальборо». Обычные, не легкие.
– Не в курении. Но спасибо.
Боже! Я флиртую? Думаю, да. У меня голова немного кругом пошла. А потом у меня появляется отличная идея.
– Эхо. А ты принимаешь заказы? – несколько странно произносить ее имя. – Для моего сына. Ему восемнадцать. Он забавный перец. Сам для себя загадка, если ты меня понимаешь.
– Ага. Знаю одного такого. Так люди говорят обо мне.
– Как ты думаешь, что ему может понравиться? Может, что-нибудь типа браслета?
(Ему не придется его носить, ведь так? Ему даже необязательно это видеть.)
– Какой он парень?
– Кольм?
– Интересное имя.
– Оно из семьи его матери. Мы разошлись.
– Прости.
– Не стоит.
Я изменил выражение лица. В надежде показать мужскую решимость. Внутренний стержень, скрывающийся за невысказанной грустью. Что-то вроде этого.
Я представил, каким видел сына в последний раз. Как описать словами? Унылые джинсы. Убитые дезерты. Футболка с пятнами. Ужасный на вид, но – я надеюсь – фейковый пирсинг в ушном хряще.
– Думаю, его стиль можно назвать… эклектичным.
Она обдумывает концепцию.
– Как насчет смеси Дэви Крокетта и Брайана Ино? Разные предметы на кожаном браслете. Мех или чистая шерсть. Перо, несколько бусин, крошечные ракушки, может быть, пара полудрагоценных камней.
– Звучит хорошо, – боже, прости меня.
– Клевый парень с намеком на странность.
– Кольм скорее странный парень с намеком на клевость.
Она смеется. Склоняет голову набок. В животе что-то переворачивается.
– Скажи, ты бы хотел как-нибудь выпить со мной пива?
В горле собирается немного слюны и провоцирует сильный приступ кашля.
– Только если сам хочешь.
– Да. На самом деле я с удовольствием.
– Знаешь бар «У Уолли»? У них убойный «Грязный мартини».
– Здорово. Но я, наверное, остановлюсь на пиве.
Не остановлюсь.
Точно не остановлюсь.
Дон притворяется невозмутимым, когда я говорю ему о свидании с Эхо. Но думаю, он впечатлен. Мы в закусочной «У Эла» и «сгребаем наши обеды», как говорят местные. Здесь делают лучшие бургеры в Нью-Ханаане, если верить Дону, а он из тех, кто знает в них толк.
Я должен рассказать о Доне. Знаете, как говорят о друзьях? Что это не те, кого вы обязательно больше всех любите, а те, кто всегда рядом.
Дон всегда рядом.
Он оказался первым человеком, позвонившим мне, когда я переехал на Маунтин-Пайн-роуд. Он приехал с цветком в горшке и бутылкой «Джима Бима».
Дон похож на стареющего рок-гитариста. На вид ему от сорока до шестидесяти, темные волосы, слишком длинные, чтобы прическу можно было счесть модной, рябая кожа на скулах, сияющие карие глаза. Он напоминает взрослую обезьяну, которой рассказали секрет. Хотя Дон и выглядит как типичный нью-ханаанский ловелас, на самом деле он уже давно женат на Клаудии, красивой и талантливой, работающей корпоративным юристом. Она каждое утро садится в поезд до Манхэттена, оставляя Дона исследовать свою «творческую сторону», как он сам выражается.
Когда я спросил его, чем именно он занимается, он рассмеялся.
– Валяю дурака. В основном творчество в этом и заключается.
На самом деле Дон – опытный игрок в покер, едва не ставший профессиональным игроком, но потом решивший, что предпочитает просто наслаждаться игрой. За карточным столом он завораживающе нечитаем. Когда он познакомился с Клаудией – на Центральном вокзале, прямо как в фильме, – он торговал ширпотребом. «Мужик, это была просто тоска».
Он отложил бургер и стер пятно кетчупа с подбородка.
– Она уже рассказала тебе, как так вышло, что ее назвали Эхо? Полагаю, это такая старая традиция у коренных американцев. Как-то раз маленький храбрец спрашивает у своего папули, Большого Вождя, откуда появилось его имя. «Слушай, сын, – говорит Большой Вождь, – когда твоя мать родила твоего брата и я вышел из вигвама, то первое, что увидел, – это проплывающее облако, заслонившее солнце. И поэтому его зовут Проплывающее Облако. А когда на следующий год родилась твоя сестра и я вышел из вигвама, первое, что заметил, – это текущая река, и поэтому ее зовут Текущая Река. А впрочем, почему ты спрашиваешь, Две Трахающиеся Собаки?»
К шуткам Дон относится серьезно. Его сильно раздражает, если он забывает концовку (что бывает крайне редко). Для него много значат шутки и карты, как и отлично приготовленные гамбургеры, и выбор друзей.
– Ты хочешь очаровать ее?
Дон поставил вопрос, который терзал меня с того момента, как она спросила, хочу ли я
