– Но она выкарабкается, доктор?
Хирург пожал плечами:
– Это решится в ближайшие сорок восемь часов. Пациентка молода, сердце у нее здоровое. Более слабый человек не пережил бы операции, но это не значит, что она выбралась из туннеля, ни в коем случае. Если начнется воспаление…
Фермин кивнул, осмысливая медицинское заключение. Хирург поглядел на него с академическим интересом:
– Можно спросить о происхождении раны, оставившей шрамы на правом бедре пациентки?
– Несчастный случай в детстве. Во время войны.
– Ага… Ей травма наверняка причиняет сильные страдания.
– Девушка очень терпеливая, правда, порой это сказывается на ее характере.
– Если она выздоровеет, я сумел бы ей помочь. Сейчас существуют восстановительные методики, которые не были известны двадцать лет назад, и, возможно, она избавится от боли. Человек не должен так жить.
– Я расскажу о вашем предложении Виолете, когда она очнется.
– Виолете?
– Пациентке, – уточнил Фермин.
У хирурга недоставало волос, но только не сообразительности. Он искоса посмотрел на собеседника.
– Послушайте, это не мое дело, и я знать не хочу, какую историю вы скормили законникам, но кто-то нанес этой женщине страшный удар и едва не убил ее. Кем бы он ни был…
– Я знаю, – перебил Фермин. – Поверьте, я отдаю себе отчет в том, что произошло. Как вы считаете, когда мы сможем забрать ее?
Хирург удивленно поднял брови:
– Забрать? В самом лучшем случае пациентку ждет месяц полного покоя. Виолета, или как там ее зовут, никуда не поедет, если вы только не хотите устроить ей досрочные похороны.
– А если перевезти ее в иное место?
– Только в другую больницу. Но я не советовал бы.
Фермин кивнул:
– Спасибо, доктор.
– Не за что. Через пару часов, если дела пойдут нормально, мы поднимем ее в палату. До тех пор вас к ней не пустят. Я предупреждаю на случай, если захотите выйти проветриться ненадолго. Вдруг у вас срочные дела, если вы меня понимаете. В настоящее время пациентка стабильна, и прогноз умеренно благоприятный.
– Умеренно?
Доктор улыбнулся:
– Если хотите узнать мое личное мнение, а не заключение хирурга, эта девушка пока не хочет умирать. Порой встречаются люди, способные выжить просто от злости.
Фермин охотно согласился с ним.
– Таковы женщины. Если им втемяшится что-то в голову, то…
Оставшись вдвоем с Фернандито после ухода хирурга, он высунулся в коридор, чтобы разведать обстановку. Юноша не отставал от него. В конце коридора неторопливо вышагивали двое, одетые в одинаковые костюмы, мало походившие на медицинскую форму.
– Смотрите, уж не легавые ли это?
– Как вы сказали? – удивился Фернандито.
– Полицейские. Вы что, не читаете комиксов?
– Пожалуй, похожи…
Фермин скрипнул зубами и затолкал Фернандито обратно в зал.
– Вы считаете, администратор сообщил в полицию? – встревоженно спросил юноша.
– Положение серьезнее, чем я думал. Нам нельзя терять время. Фернандито, вы просто обязаны протянуть мне руку помощи.
– Если нужно, я готов протянуть обе. Жду распоряжений.
– Я хочу, чтобы вы вернулись в книжный магазин «Семпере и сыновья» и поговорили с Беа.
– Кто такая Беа?
– Жена Даниэля.
– А как я ее узнаю?
– Вы не ошибетесь. Самая смышленая из всей компании и кроме того лакомый кусочек и скромница, так что даже не думайте к ней подкатываться.
– Что ей сказать?
– Мы разыгрываем королевский гамбит раньше, чем предполагали.
– Королевский гамбит?
– Она поймет. И пусть пошлет Даниэля предупредить Исаака.
– Какого Исаака?
Фермин раздраженно засопел. По его мнению, Фернандито соображал медленно.
– Исаака Монтуриоля, изобретателя подводной лодки, если хотите. Просто Исаака. Нужно записать?
– Нет, я запомнил.
– Тогда бегом, мы уже опаздываем.
– А вы куда пойдете?
Фермин подмигнул молодому человеку:
– Войну нельзя выиграть без пехоты…
34Гроза ушла за горизонт, когда Фермин покинул здание больницы и двинулся вдоль пляжа к селению Соморростро. Дул восточный ветер, подгоняя волны, которые разбивались о берег в нескольких метрах от скопления хибарок: ограниченное с одной стороны стенами кладбища Пуэбло-Нуэво, оно простиралось вдаль, сколько хватало глаз. «Даже у покойников приют достойнее, чем у сонма безымянных душ, кое-как выживавших на взморье», – подумал Фермин.
Свернув в первый переулок между бараками, он стал мишенью для подозрительных взглядов. Грязные дети, матери семейства с лицами, потемневшими от лишений, и мужчины, состарившиеся раньше времени, настороженно посматривали на него, когда он проходил мимо. Вскоре ему навстречу выдвинулся квартет молодых парней с враждебными физиономиями. Они окружили его, заступив дорогу.
– Заблудился, гаджо?
– Я пришел к Армандо, – ответил Фермин, не выказывая признаков беспокойства или страха.
Лицо одного из парней обезображивал шрам, рассекавший лоб и щеку. Он выступил вперед с угрожающей ухмылкой и с вызовом посмотрел на чужака. Фермин выдержал его взгляд.
– Армандо, – повторил он. – Я его друг.
Парень оценил противника, которого мог уложить одним ударом кулака, улыбнулся.
– Это не ты ли умер? – спросил он.
– Я передумал в последний момент, – признался Фермин.
– Он на пляже, – кивнув в сторону моря, произнес парень.
Фермин жестом поблагодарил его, и молодые люди посторонились. Он прошел по проселку еще сотню метров, но местные обитатели уже перестали обращать на него внимание. Дальше просека поворачивала к морю, и Фермин услышал детские голоса и смех, доносившиеся с пляжа. Он направился в ту сторону и вскоре увидел то, из-за чего у воды собралась такая орава детей.
Штормом к суше прибило старое грузовое суденышко, севшее на мель поблизости от берега. Корпус накренился влево, и в пене бурунов проглядывали киль и гребной винт. Волны смыли за борт часть груза, который стал игрушкой прибоя. Стая чаек кружила над обломками кораблекрушения, пока команда пыталась спасти, что можно. Для детей эта катастрофа стала настоящим праздником, и они ликовали. В отдалении вырастал из земли нескончаемый лес фабричных труб и заводов, задевая небо, где теснились тучи, убегавшие прочь и уносившие с собой отголоски грома и зарево молний.
– Фермин! – раздался негромкий низкий спокойный голос.
Обернувшись, он оказался лицом к лицу с Армандо, цыганом, владыкой этого забытого мира. Его черный костюм был безупречен, а свои лаковые ботинки Армандо держал в руке. Он завернул штанины брюк, чтобы ходить по мокрому песку, наблюдая за плескавшимися в волнах детьми. Указав на картину кораблекрушения, он кивнул.
– Несчастье одних приносит радость другим, – заметил он. – Что привело вас к нам, друг мой, несчастье или радость?
– Отчаяние.
– Оно никогда не являлось надежным советчиком.
– Зато весьма убедительным.
Армандо усмехнулся, закурил и предложил пачку Фермину, отклонившему угощение.
– Мне донесли, что вас видели выходившим из больницы, – сказал Армандо.
– У вас всюду есть глаза.
– Подозреваю, что вам требуются руки, а не глаза. Чем я могу помочь?
– Спасти жизнь.
– Вашу?
– Своей я вам уже обязан, Армандо. Меня привела сюда необходимость спасти жизнь той, кого я был обязан защитить много лет назад. Судьба препоручила ее в мои руки, а я оплошал.
– Судьба лучше нас знает, на что мы способны, Фермин. Не думаю, что вы не справились и кого-то подвели. Однако
