Около девяти часов вечера, в разгар праздника, задуманного и готовившегося с размахом, Мерседес неохотно покинула танцевальную сцену и направилась к парадной лестнице главного дома. Она лелеяла надежду пройти с отцом хотя бы один круг танца, но он не спустился к гостям, и в парке его пока не видели. Дон Маурисио взял с дочери обещание, что в девять она вернется к себе в комнату, лишь при этом условии позволив посетить бал, и Мерседес решила ему не противоречить. «В следующем году».
По дороге Мерседес услышала беседу коллег отца, тоже служивших в правительстве, двух патрициев преклонных лет, весь вечер не спускавших с нее сальных взглядов. Они вполголоса сплетничали о том, что дон Маурисио мог позволить себе любую прихоть благодаря богатству несчастной жены, и в том числе получить по-весеннему теплый вечер в середине мадридской осени, а заодно представить распущенную дочь самым знатным персонам высшего света. Опьяненная шампанским и турами вальса, Мерседес повернулась, чтобы поставить их на место, но на дорожку вдруг вышла женщина и мягко коснулась локтя девушки.
Ирене, гувернантка, которая была тенью Мерседес и наперсницей последние десять лет, ласково улыбнулась воспитаннице и поцеловала в щеку.
– Не обращай на них внимания, – сказала она, взяв девушку за руку.
Мерседес улыбнулась и пожала плечами.
– Ты настоящая красавица. Дай мне хорошенько разглядеть тебя.
Девушка потупилась.
– Платье изумительное и необыкновенно тебе идет.
– Это мамино платье.
– С сегодняшнего дня оно только твое, и ничье больше.
Мерседес кивнула, зардевшись от удовольствия, слегка окрашенного горьковатым привкусом вины.
– Вы видели моего отца, донья Ирене?
Та покачала головой.
– Дело в том, что гости о нем спрашивают…
– Им придется подождать, – произнесла Ирене.
– Я обещала ему, что уйду в девять. На три часа раньше Золушки.
– Тогда нужно прибавить шагу, пока я не превратилась в тыкву, – невесело пошутила гувернантка.
Они шагали через сад по аллее, под гирляндой фонариков, которые бросали свет на лица незнакомых людей. Те улыбались Мерседес при встрече, словно давней знакомой, и приподнимали бокалы с шампанским, тускло мерцавшими, как отравленные кинжалы.
– Отец собирается идти на бал, донья Ирене? – спросила Мерседес.
Гувернантка помедлила с ответом, пока они не отошли подальше от нескромных ушей и любопытных взглядов.
– Не знаю. Я его целый день не видела.
Мерседес хотела что-то сказать, но за спиной возник шум и суматоха. Оркестр перестал играть, а один из двух кабальеро, едко злословивших, когда она проходила мимо, поднялся на подиум и собирался обратиться к гостям. Гувернантка, предупреждая вопрос, прошептала на ухо Мерседес:
– Это дон Хосе Мария Альтеа, член правительства.
Помощник протянул политику микрофон, разговоры прекратились, гости почтительно затихли. Музыканты оркестра с важным видом уставились на министра, с улыбкой взиравшего на многолюдную благодарную аудиторию, замершую в ожидании. Альтеа скользил взглядом по сотням лиц, обращенным к нему, и одобрительно кивал. Наконец неторопливо, с величавой властностью миссионера, уверенного в послушании паствы, он поднес микрофон к губам и начал проповедь.
3– Дорогие друзья! Для меня большая радость и честь, что я могу, пользуясь случаем, сказать несколько слов столь благородному обществу, собравшемуся здесь сегодня, чтобы выразить искреннее и заслуженное уважение одному из выдающихся людей новой Испании, возродившейся из пепла. И особенно мне приятно, что я могу это сделать через двадцать лет после славной победы в битве за национальное освобождение, которая обеспечила нашему государству почетное место среди стран земного шара. С благословения Бога Испания поднялась под руководством генералиссимуса и окрепла благодаря стойкости таких людей, как тот, кто привечает нас сегодня в своем доме и кому мы стольким обязаны. Человек, сыгравший ключевую роль в развитии процветающего государства на зависть Западной Европе, которым мы ныне гордимся, а также его бессмертной культуры. Меня переполняет гордость и признательность судьбе за то, что я могу назвать его одним из лучших своих друзей. Этот человек – дон Маурисио Вальс-и-Эчеварриа.
По саду прокатилась бурная волна аплодисментов. К рукоплесканиям присоединились и слуги, и телохранители, и оркестранты. Альтеа переждал овации и бравурные возгласы, кивая с благосклонной улыбкой и отеческим выражением лица, а затем поднял руку, умеряя воодушевление публики.
– Что можно добавить о доне Маурисио Вальсе, чего не было сказано ранее? Его безупречная, образцовая карьера восходит к самим истокам Движения[13] и вписана золотыми буквами в нашу историю. Однако, если позволите, именно в области литературы и искусства способности дона Маурисио проявились, пожалуй, особенно ярко, одарив нас достижениями, которые подняли культуру страны на новую высоту. Не удовлетворившись вкладом в строительство прочной основы государства, какое обеспечило испанскому народу мир, справедливость и благополучие, и понимая, что не хлебом единым живет человек, дон Маурисио в результате стал светочем отечественной культуры. Автор бессмертных произведений и выдающегося литературного дарования. Основатель Института Лопе де Вега – учреждения, которое поддерживает изучение нашей культуры и языка по всему миру и только в нынешнем году открыло представительства в двадцати двух столицах за рубежом. Неутомимый и утонченный издатель, исследователь и радетель большой литературы и великой культуры нашего времени, создатель новой методики осмысления и внедрения искусства и философии… Не хватит слов, чтобы описать огромный вклад нашего радушного хозяина в формирование и просвещение как ныне живущих испанцев, так и будущих поколений. Его работа во главе министерства национального образования заложила фундаментальные основы нашей науки и созидания. И потому я нахожу справедливым утверждение, что без дона Маурисио Вальса испанская культура была бы иной. Его вклад и проявленная гениальная прозорливость сохранят свое значение на протяжении поколений. Его бессмертный труд останется на вершине испанского Парнаса во веки веков.
Аудитория воспользовалась эмоциональной паузой, чтобы вновь разразиться аплодисментами, причем многие искали взором в толпе того, кого прославлял оратор, отсутствовавшего героя дня, которого на празднике так и не увидели.
– Я не намерен говорить долго, зная, что многие пожелают прямо выказать дону Маурисио свое восхищение и признательность, включая и меня. Я лишь хотел поделиться с вами содержанием личного послания с выражением приязни, признательности и уважения моему коллеге по кабинету министров и ближайшему другу дону Маурисио Вальсу, которое мне несколько минут назад передали от главы государства, генералиссимуса Франко из дворца Прадо, где его задержали неотложные государственные дела.
Вздох разочарования, обмен взглядами между соперниками и глухое молчание явились преамбулой к чтению записки, которую Альтеа извлек из кармана.
– «Дорогому другу Маурисио, просвещенному испанцу и верному помощнику, столько сделавшему для нашей страны и культуры: донья Кармен и
