Столица исчезала вдали, и вскоре поезд выехал на бескрайний простор равнины, терявшейся за горизонтом. Алисия ощутила, что там, за стеной темноты, Барселона уже почуяла ее запах, принесенный ветром. Она представила, как город раскрывается навстречу, подобно лепесткам черной розы. На мгновение ею овладело покорное смирение перед лицом неизбежности, которое служит утешением проклятым. «А может, – подумала она, – лишь сказывается усталость». Это уже было неважно. Алисия закрыла глаза и отдалась во власть сна, в то время как поезд, разрывая сумерки, мчался к лабиринту призраков.
Город миражей
Барселона, декабрь 19591Холод. Холод, безжалостно жаливший кожу, впивался в тело и пронизывал кости. Влажный холод, от которого сводило мускулы и обжигало внутренности. Холод. Очнувшись, Вальс не мог думать ни о чем другом.
Темнота вокруг была почти полной. Лишь сверху намечался слабый просвет – будто тусклый блик, попав в омут сумрака, растворился в нем, искрящейся пылью обозначив пределы окружающего пространства. Глаза Вальса приспособились к потемкам, и он различил очертания помещения размером с чулан. Голые каменные стены сочились сыростью, и влага матово поблескивала во мгле. Казалось, камни обливаются черными слезами. Пол представлял собой сплошную скальную плиту, покрытую лужами застоявшейся субстанции, к воде не имевшей никакого отношения. Воздух был пропитан смрадом. Впереди угадывалась решетка из толстых ржавых прутьев, а за ними – ступени лестницы, поднимавшейся вверх и пропадавшей в темноте.
Он находился в камере.
Вальс предпринял попытку встать, однако ноги его не держали. Удалось сделать один шаг, затем колени подогнулись, и он рухнул на бок. Ударившись головой об пол, выругался. Восстанавливая дыхание, Вальс полежал несколько минут, прижавшись щекой к липкой корке, покрывавшей пол тонким слоем и распространявшей сладковатый железистый запах. Рот пересох, словно он наелся песка, губы потрескались. Вальс потянулся ко рту правой рукой, но выяснилось, что он ее не чувствует, будто ниже локтя ничего не было.
Вальс с трудом сел, опираясь на левую руку. Поднес кисть правой к глазам, порываясь рассмотреть ее на туманный просвет, который окрашивал воздух в желтоватый цвет. Рука дрожала. Он это видел, но не чувствовал. Вальс попробовал сжать и разжать кулак, однако мышцы не слушались. И только теперь он заметил отсутствие двух пальцев, среднего и указательного. На их месте чернели два безобразных пятна, из которых свисали лоскуты кожи и мяса. Вальс закричал, вернее попытался, но голос изменил ему, и из горла вырвался лишь хриплый протяжный стон. Он упал на спину и закрыл глаза, стараясь дышать ртом, чтобы не ощущать омерзительной вони, отравлявшей атмосферу. Неожиданно он вспомнил эпизод из своего раннего детства, случившийся однажды летом в предместьях Сеговии. Старый пес заполз в подвал, чтобы там издохнуть. По воспоминаниям Вальса, тошнотворный запах, заполонивший дом, ничем не отличался от смрада, от которого у него теперь першило в горле. Этот был даже омерзительнее, полностью лишая его способности думать. Вскоре усталость одолела его, и он впал в тяжелое оцепенение, балансируя на тонкой грани между сном и бодрствованием.
Вальсу снилось, будто он едет в поезде, где не было ни одного пассажира, кроме него. Паровоз, оседлав клубы черного дыма, стремительно приближался к цитадели с лабиринтом фабричных зданий, похожих на кафедральный собор, башен со шпилями и нагромождением мостов и крыш, сплетавшихся под немыслимым углом, создавая причудливый ансамбль на фоне багрового неба. Перед тем как поезд втянулся в тоннель (казалось, что он бесконечен), Вальс высунулся из окошка и увидел, что подступы к нему охраняли скульптуры двух ангелов с расправленными крыльями и острыми хищными зубами, торчавшими изо рта. Полустертая надпись над зевом тоннеля гласила: «Барселона».
Поезд ворвался в тоннель с адским грохотом, и, когда выскочил из-под земли с противоположной стороны, впереди выросла гора Монтжуик. На ее вершине отчетливо виднелся силуэт крепости, окутанной красным сиянием. Вальс почувствовал, что внутри у него похолодело. По проходу к нему приближался проводник, скрюченный, как ствол старого дерева, расщепленного бурей. Около купе Вальса он задержался. К униформе проводника была прикреплена бляха с фамилией: «Сальгадо».
– Ваша станция, сеньор комендант…
Поезд поднялся к вершине по извилистой дороге, которую Вальс помнил до последнего камешка, и въехал во двор крепости. Остановился состав в каком-то темном коридоре, и Вальс вышел из вагона. Поезд вновь тронулся и скрылся во мраке. Вальс осмотрелся по сторонам и обнаружил, что очутился в одной из тюремных камер. Черная фигура наблюдала за ним из-за железных прутьев. Вальс попытался объяснить, что произошла чудовищная ошибка, он должен находиться по ту сторону решетки, поскольку является комендантом тюрьмы, но голос пропал.
А потом возникла боль, грубо прервав сон, словно его ударило током.
Смрад разложения, темнота и холод никуда не исчезли, но теперь Вальс почти не обращал внимания на эти неприятности. Он мог думать лишь о боли. Такой адской боли Вальс не только не испытывал прежде, но даже не мог представить, что она существует. Правая рука горела огнем. Ему чудилось, будто он окунул кисть в открытое пламя и не в состоянии вытащить ее. Здоровой рукой он приподнял искалеченную. Даже в сумраке Вальс разглядел, что из черных каверн, появившихся там, где полагалось находиться пальцам, вытекает густой кровянистый гной. Он беззвучно закричал.
От боли к нему вернулась память.
Перед мысленным взором разворачивались картины недавнего прошлого. Вальс вспомнил мгновение, когда на закате вдали возникли очертания Барселоны. Сквозь лобовое стекло он следил, как она вырастала из земли, словно исполинская декорация для спектакля в ярмарочном балагане, и былая ненависть к этому месту оживала. Его верный телохранитель Висенте молча вел автомобиль, сосредоточившись на дороге. Если даже он испытывал страх, то не показывал его. Они прокатились по улицам и бульварам города, где пешеходы, кутаясь в пальто, ускоряли шаг, запорошенные снегом, который кружил и искрился в воздухе, как хрустальный туман. Машина вырулила на бульвар, направляясь в сторону Верхнего города, и вскоре они уже ехали по шоссе, которое поднималось, выписывая сотни поворотов, к уступам Вальвидреры. Вальс узнавал удивительный район с фасадами домов, словно парившими между небом и землей. Барселона раскинулась у подножия холма ковром, сотканным из тени, который сливался с морем. Фуникулер скользил к вершине, отмечая извилистый путь золотистым сиянием, в его свете проступали контуры больших особняков в модернистском стиле, подпиравших склон горы. Там, утопая в деревьях, виднелся внушительный старый дом. Вальс проглотил комок в горле. Висенте взглянул
