Его вывели на балкон, где небольшая группа ревнителей пыталась разбить сад. Кто-то наносил семенную пасту, кто-то пытался высадить отростки сланцекорника на стене. Впечатляющая задача, и он не помнил, чтобы поручал им такое.
Кадаш тихонько скалывал кремные наслоения с ящика для рассады. Далинар присел на корточки рядом с ним. Ревнитель со шрамом на голове покосился на него и продолжил трудиться.
– Уже слишком поздно, но я хотел извиниться перед тобой за Раталас, – сказал Далинар.
– Не думаю, что извиняться надо передо мной, – ответил Кадаш. – Но те, кому ты мог бы принести извинения, теперь в Чертогах Спокойствия.
– Я сделал тебя частью чего-то ужасного.
– Это был мой выбор – служить в твоей армии. Мне было спокойно, когда мы делали то, что делали, но потом я нашел покой среди ревнителей, где мне уже не надо проливать чью-то кровь. Полагаю, было бы глупо с моей стороны предложить то же самое тебе.
Далинар тяжело вздохнул:
– Я освобождаю тебя и других ревнителей от моего власти. Не хочу ставить тебя в положение, когда ты будешь вынужден служить еретику. Я отправлю вас к Таравангиану, который остается верен воринским идеалам.
– Нет.
– Полагаю, ты не можешь…
– Далинар, просто послушай хоть одну шквальную секунду, – прорычал Кадаш, а потом перевел дух, заставляя себя успокоиться. – По-твоему, раз ты еретик, то мы не захотим иметь с тобой ничего общего.
– Ты это доказал несколько недель назад, когда мы устроили дуэль.
– Мы не хотим, чтобы твои поступки или слова стали нормой, но это не значит, что мы бросим свой пост. Мы нужны твоим людям, даже если ты и не веришь в это.
Далинар подошел к краю сада и положил руки на каменный парапет. За его пределами облака собирались у основания вершин, словно фаланга, защищающая своего командира. Отсюда казалось, что весь мир – не что иное, как океан белизны, рассеченной острыми вершинами. Дыхание облачками застывало перед ним. Холодно, как в Мерзлых землях, хотя внутри башни было не так уж плохо.
– Какие-то из этих растений выживают? – тихо спросил он.
– Нет, – донесся из-за спины голос Кадаша. – Мы не понимаем, в чем дело – в холоде или в том, что бури почти не поднимаются на такую высоту. – Он продолжил чистить ящик. – Каково это будет, когда буря пройдет достаточно высоко, чтобы поглотить всю эту башню?
– Нас окружит темный хаос. Свет будет лишь в виде вспышек, которые мы не успеем ни засечь, ни осознать. Злые ветра потащат нас в разные стороны или попытаются оторвать конечности. – Далинар посмотрел на Кадаша. – Как всегда.
– Всемогущий был постоянным светом.
– И?..
– И теперь ты заставил нас сомневаться. Ты заставил меня сомневаться. Мое служение – это единственное, что позволяет мне спать по ночам. Хочешь и это у меня отнять? Если его нет, то остается только буря.
– Думаю, должно существовать что-то еще. Я уже спрашивал тебя, как выглядела религия до воринизма? Что…
– Далинар. Пожалуйста. Просто… прекрати. – Кадаш резко вдохнул. – Выпусти заявление. Не позволяй всем шептаться о том, что ты спрятался. Выдай что-нибудь обтекаемое вроде «я доволен той работой, которую делает воринская церковь, и поддерживаю ревнителей, пусть даже сам утратил веру». Позволь нам двигаться дальше. Клянусь бурей, сейчас не время для смятения. Мы даже не знаем, с чем сражаемся…
Кадаш не хотел бы знать, что Далинар уже встретил силу, с которой они сражались. Лучше не говорить об этом.
Но вопрос Кадаша заставил его задуматься. Вражда не занимается повседневными операциями своей армии, не так ли? Но кто этим занимается? Сплавленные? Спрены пустоты?
Далинар отошел от Кадаша и посмотрел в сторону неба.
– Буреотец? – спросил он. – У вражеских войск есть кто-то вроде короля или великого князя? Может, старший ревнитель? Кто-то, кроме Вражды?
Буреотец зарокотал:
Напоминаю тебе, что я не вижу так много, как ты думаешь. Я летящая буря, ураганный ветер. Все это – я. Но вовсе не вся стихия, и управляю ею не больше, чем ты управляешь воздухом, который вырвался изо рта.
Далинар вздохнул. Что ж, задать вопрос стоило.
Есть одна, за которой я слежу, – прибавил Буреотец. – Я вижу ее, когда не вижу остальных.
– Она руководит? – уточнил Далинар.
Может быть. Оба племени, люди и певцы, странно выбирают, чему и кому поклоняются. Почему ты спрашиваешь?
Далинар решил не приводить кого-либо еще в видения: он беспокоился о том, что Вражда сделает с ними. Но ведь на тех, кто все равно служит Вражде, это не распространяется.
– Когда следующая Великая буря?
Таравангиан чувствовал себя старым.
Возраст был чем-то большим, чем боли, которые уже не проходили в течение дня. Большим, чем слабость мышц, которая все еще изумляла, когда он не мог поднять предмет, считая его легким. Большим, чем открытие, что он проспал очередную встречу, хотя всячески старался быть внимательным. И даже большим, чем видеть, как один за другим все, с кем он вырос, чахнут и умирают.
Это была назойливая мысль о том, что ему не суждено закончить дела, начатые сегодня.
Он остановился в коридоре по пути в свои комнаты, положив руку на стену, испещренную слоями. Это было красиво, завораживающе, но король жалел, что не может оказаться в своих садах в Харбранте. Другим мужчинам и женщинам выпало прожить свои часы увядания в комфорте или, по крайней мере, в знакомых местах.
Он позволил Мраллу взять себя за руку и повести в покои. Обычно Таравангиана раздражала помощь; ему не нравилось, когда с ним обращались как с инвалидом. Хотя сегодня… ну, сегодня он стерпит унижение. Лучше так, чем упасть в обморок посреди коридора.
В комнате его ждала Адротагия посреди шести строчащих даль-перьев, покупая и продавая сведения, словно торговец на рынке. Она посмотрела на короля, но ей было известно, когда не следует ничего говорить о его изможденном лице и медленной походке. Сегодня был хороший день, со средними интеллектуальными способностями. Может, чуть ближе к глупости, но и так сгодится.
Похоже, у него все меньше и меньше «умных» дней. А те, которые все же наступали, пугали его.
Таравангиан устроился в удобном бархатном кресле, и Мабен отправилась за чаем для него.
