Четыре подвесные Ловушки порвали десятикилометровый остров, действительно как лист ватмана с эскизным проектом: бесшумно и быстро поделили куски вещества между собой, поглотили.
Внизу стало темно и пусто.
У Али Панкратовой, которая тоже была на мостике и которая немало времени провела в исчезнувшей Аскании – и как инженер, и с малышами, – на глазах стояли слезы.
Собирали вещества для Аскании-2 многие дни, выводили ее в обитаемую территорию с живой средой того дольше: по внешнему счету недели, по внутреннему пять веков… А растерзали в клочья за минуту.
4Потом переключили ЛОМы в режим «На!» – и они выплюнули поглощенное мертвое вещество: щебенку, пыль, мелкие камни (крупных не осталось) на полигон. Снова в центр, но четырьмя кучами.
Включили подачу солнцепровода – и наблюдали, как, вбирая тепло МВ-солнц, кучи начали накаляться, светиться: сперва вишнево, малиново, потом оранжево… через полчаса добела. Как тогда. Понадобилось надеть темные очки.
– Можно разровнять и начинать все сначала, – сказал Панкратов.
– Ну нет уж! – в сердцах отозвался Иорданцев.
Вопрос был решен. Положительно. Теперь всегда так смогут. Запросто. Хоть островки, хоть материки.
– Надо поставить аварийные датчики расширения, – деловито подытожил Буров. – Чтоб эти ЛОМы в случае чего включались автоматически.
«Что ж, – подытожил в Овечьем ущелье Варфоломей Дормидонтович свои размышления-воспоминания, – разорвать так десятикилометровый остров – это было крупно. То я все опасался: сотрут в пыль и не заметят, – а теперь мы и сами так умеем. Но все же, все же, все же… крупно разрушать это совсем не то, что крупно созидать».
Глава 25
«Шашлык по-карски, Вселенная по-любарски»
Объява на столбе: «К кому залетел зеленый говорящий попугай Кеша, просим вернуть за приличное вознаграждение».
Приписка ниже: «К нам тут залетел зеленый – но он уверяет, что он красный. И не Кеша, а Василий Иванович».
1Вопрос сей, вопрос безопасности работы на полигоне, был решен – и тем подстегивал решение главной проблемы: добыть вещества для полноценного Материка. Со своим круговоротом вод, ветрами, климатом. Это требовало объема не меньше девятисот семидесяти на тысячу сто километров при средней высоте/толщине хотя бы в два с половиной километра. А лучше бы в пять, сравнимо с литосферой Земли. То есть минимум два с половиной миллиона кубокилометров, «чтоб вы мне все так были здоровеньки», в понятиях Альтер Абрамыча. То, что осталось от Аскании-2, «открытки», был мизер.
Бесспорно наилучшим решением была перекачка вещества из Меняющейся Вселенной. Больше так быстро такое количество небесных камней взять было негде.
…И Дусик Климов не полетел сей раз с Любарским сюда, к своему родному телескопу, глядеть на М31, потому что засел с Панкратовым и Буровым на верхотуре: проектировать, делать, собирать суперловушечную систему для импульсных снований-внедрений в МВ с контактным захватом.
– Это уже будет ГиМ-три! – объявил он. – Первая система ГиМ была чисто наблюдательная, ГиМ-два – наблюдение плюс зарядка Ловушек. Для известно каких целей на Земле. А теперь переходим к взаимодействию с МВ!
«Взаимодействие блохи со слоном, – думал сейчас в Овечьем ущелье Любарский. – Даже не блохи – вируса».
2В первом часу ночи Варфоломей Дормидонтович перебрался в павильон. Под полосу хорошего звездного неба в просвете его раздвинутой крыши. Фантом в ней был заметен невооруженным глазом, теперь он в Драконе, близко от Малой Медведицы и Полярной звезды.
Сейчас Любарский сосредотачивался, собирался, сводил в уме вместе прежние наблюдения картин вхождения М31 во что-то – с последующим исчезновением. То, что это вхождение в К-пространство, он голову мог дать на отсечение. Признаков было несколько:
– фантом снова деформировался, вытягивался, белел;
– то, к чему он приближался, обнаружило себя ускоренными вспышками сверхновых: ярко-голубыми точечками;
– подобные вспышки давал фантом, и именно в части своей, что наиболее близка к тем вспышкам; рябь сверхновых, уникальная картина…
Невозможно, немыслимо в двадцатидюймовый телескоп, да еще визуально, увидеть звезды другой галактики, удаленные на два миллиона световых лет. Только взрывы их.
И там, в сотнях килопарсеков – но благодаря фантомному игольчатому информационному лучу как будто здесь и сейчас, – взрывались звезды. Намного чаще обычного. Астрофизик Любарский, для которого далекие точки звезд были зачастую большей реальностью, чем окрестный мир, хорошо представлял, что там творится.
Вспышки сверхновых – звездный взрыв непредставимой силы, при котором звезда короткое время светит ярче миллиардов окрестных спокойных. Порой как целая галактика. Если около нее планеты, они сгорают, как мошки над костром.
3Но сейчас это наиболее занимало его в свете собственного доклада.
«И не только! – поправил себя Варфоломей Дормидонтович. После истории с Луной он стал уважать свою интуицию. – Мы ли делаем, с нами ли… но за этим что-то есть. Ведь подсказывала же интуиция-Вселенная, когда замахнулись на ночное светило, о приливных явлениях. Шепотком. Намекала: неладно делаете».
Теперь интуиция что-то нашептывала о вспышках. «Вижу искорку – но ведь это там чье-то солнце взорвалось. Но мы-то в этом никак не участвуем?.. Почему же тревожно?»
Новые и сверхновые звезды… И в МВ они их наблюдали частенько. Особенно на завершающей стадии шторм-циклов, под занавес. И чаще на окраине галактик, чем в ядре.
…На проблему возможной вспышки МВ-сверхновой над будущим Материком – обратил внимание Мендельзон, главный критик. Это было 18 октября.
– Послушайте, – сказал он, – каждое МВ-солнце за К-сутки, за десять земных секунд, проживает почти всю свою жизнь. А в жизни, как известно, бывает всякое. Тем более в жизни светил. Как в смысле переносном, так и в прямом. Даже за наше красно Солнышко нельзя поручиться, что оно завтра или через пару лет не пыхнет новой или сверхновой. И все здесь испарит. И это вероятно только для одной нашей звезды!.. Из Меняющейся же Вселенной для освещения и обогрева полигона привлекаем триста шестьдесят солнц каждый земной час, более восьми тысяч за сутки… И каждое может вспыхнуть. Так что умножаем вероятность триста шестьдесят в час на восемь тысяч шестьсот сорок каждые сутки… а всего на счетчике МВ-солнц уже за сотню тысяч. Хорошо, если какое-то, вспыхнув, испепелит ваш игрушечный полигончик. Но ведь может выпятиться и далее. Прецедент был: Шаротряс. Слушайте, сворачивайте-ка вы это дело. Со звездами шутки плохи.
Выпад был серьезный. Все задумались. Но Буров не дрогнул.
– Чепуха. Эффектная лажа, – горячо сказал он. – Вы или не разобрались, Бор Борыч, или нарочно смущаете людей. Ведь импульсная же синхронизация с громадной скважностью! На каждую секунду свечения годы паузы. Иначе и нельзя, это нужно для нормального спектра. То есть в конечном итоге каждое солнце светит на Асканию-Нову и будет светить на Материк ровно столько, сколько его видят: световой день. От шести до восемнадцати часов. А все миллиарды лет его жизни останутся в паузах. То есть вероятность совсем не та. Пусть в тех паузах вспыхивает хоть новая, хоть сверхновая – успеет за физические годы
