8 апреля, 10 час 35 мин 12 сек Земли
На уровне К10 (конференц-зал): 8 + 4 апреля, 9 час 52 мин
Корнева у входа в конференц-зал встретила большая группа оживленно приезжих.
– Александр Иванович, – остановил его широколицый брюнет неопределенной национальности, – разрешите наши недоумения.
– Слушаю вас, – сказал Александр Иванович тоном радушного хозяина; он был парадно одет, выбрит, подстрижен и испытывал симпатию ко всем. – Что другое, а недоумение разрешить легко. Итак?
– Вот в программе стоят числа: «8 + 4 апреля», «8 + 5» и так до «8 + 8 апреля». Это значит, что мы будем в командировке пять суток?
– Да.
– И все это сегодня, восьмого апреля?
– Точно.
– Но… кто же нам оплатит суточные за пять дней?
– И гостиничные, – вступил второй. – Ведь квитанции нам выпишут за одно восьмое число!
– Наша бухгалтерия такие штуки не пропустит, – сказал первый. – Для нее ваша программа – филькина грамота.
– Люди-то в большинстве на пять дней командировочки выписали, – заговорил третий, явный москвич: лысый, курносый, в очках и с широкой бородой, похожей на перевернутую шевелюру, – а, Александр Иваныч? Ну и отметь нам убытие тринадцатым апреля. Загодя, а? По человечеству, едренать. Денек у вас, четыре в Катагани. Апрель, юг, южаночки… Так сказать, сегодня ты, а завтра я.
Остальные глядели на главного инженера с ожиданием. Корнев захватил нос ладонью, смотрел задумчиво; его симпатии поувяли. Есть люди, для которых – чем бы они ни занимались: наукой, хлебопашеством, политикой, литературой, все равно, – главное, создать атмосферу пошлости; в этом их самоутверждение. «Надо же – нарваться на таких… Ну хорошо».
– Загодя? – простецки улыбнулся он лысому. – Ну что ж, едренать, как говорится, значицца, эт можна… Давайте ваши командировочки.
Человек пять протянули ему командировочные удостоверения; но лысый москвичок, свойский, двигающий науки интеллигентно и с матерком, воздержался – тон Корнева его насторожил.
– Вот что, друзья, – миролюбиво продолжал главный инженер, – вы волею судеб и нашими стараниями попали в Шар, в НПВ, в мир, о котором не могли мечтать ни Лобачевский, ни Эйнштейн. Даже если бы вас командировали на другие планеты, вы не увидели бы там того, что увидите у нас. И нет, чтобы радоваться, что с вас за это не берут деньги, так вы еще с такими запросами!.. Валентин Осипович, – подозвал он стоявшего неподалеку референта Синицу и, когда тот подошел, вручил ему командировочные бумажки, – этим пятерым отметьте убытие немедленно, с указанием часа, заберите у них приглашения… – Он повернулся к делегатам. – И чтоб духу вашего здесь не было! Езжайте туда, где с суточными и квартирными все в порядке. Если бы мы здесь так копеечничали, заботились только о том, чтобы вырвать все, что положено, а при случае урвать и что не положено, – ничего этого не было бы.
– Да не-е-ет… – все пятеро протянули руки за удостоверениями, – не надо. Мы же только выяснить. Извините!..
Референт смотрел на Корнева вопросительно. Лысый отступил на шаг, отвернулся.
– Ладно, – сказал Александр Иванович, – раздайте. – И пошел в зал.
– Как он смеет с нами так разговаривать?! – произнес позади злой голос. – Он же даже не кандидат наук!
Корнев не обернулся.
И забурлила разливанным морем слов, засверкала фактами, заискрилась догадками и идеями, заблистала обобщениями и теориями конференция. Отгремел, вызвав смятение умов и массу вопросов, пленарный доклад Пеца «Физика Шара»; Валерьян Вениаминович тряхнул стариной, даже о «белых пятнах» в исследовании НПВ говорил по-профессорски уверенно и непреложно. Доклад Корнева в следующий условный день многие по-студенчески конспектировали; ловили каждое слово, просили: «Не так быстро, пожалуйста!»
Потом пошли секции. Сшибались лбами противоположные мнения, вспыхивали острые споры. Иные оппоненты добивали один другого и в порядке обсуждения, и в порядке ответа на обсуждение, и в коридорах, и вечером, когда, поднявшись после трудного условного дня в гостиницу «Под крышей», располагались ко сну.
На третий условный день 8 + 6 апреля на секции краевых явлений шарахнул потрясающим, возмутительным по общему смыслу докладищем «К вопросу о пучкообразном схождении гравитационных линий вблизи Шара» Борис Борисович Мендельзон, глава отдела упомянутых явлений в НИИ НПВ. Возмутительность его почуяли еще по аннотации в программе – аудитория была переполнена. Александр Иванович тоже пришел, устроился позади, но был узнан и перетянут в рабочий президиум.
– Известно, что любые тела, находящиеся в поле тяготения Земли, от самолетов до Луны, нарушают сферическую однородность этого поля, – выдавал с кафедры в притихшую публику приземистый полный мужчина с обрюзгшим лицом, мягким носом и массивным лбом, переходящим в широкую лысину; в целом он походил на Уинстона Черчилля времен Антанты. – По величине искажения, зная расстояние между телом и центом Земли, можно определить массу искажающего объекта. Таким способом, например, определяют массу Луны по образуемой ею в океане приливной волне…
Корнев слушал и не слушал (общий смысл и цель доклада ему были известны, «пучкообразное схождение» там между прочим, в продолжение затаенной борьбы), смотрел на докладчика с лирическим чувством. Перед ним была история Шара, молодость Шара, самое начало. Бор Борыч Мендельзон, вместе с которым они лихо накатали в Таращанске особое мнение, тем предсказав это явление, искажение земного тяготения Шаром… Бор Борыч, который тотчас развил эту идею в предположение о центральном теле в Шаре и выразил его вторым особым мнением… Бор Борыч Мендельзон, который затем перешел из Катаганского университета в НИИ НПВ, организовал отдел исследований места контакта Шара с Землей, выдал с сотрудниками массу статей и надменно уклонялся от низменной прикладной деятельности – до тех пор, пока не разъяснятся все принципиальные недоумения. Это было предметом его стычек с Александром Ивановичем, а Пец, напротив, его поддерживал. Бор Борыч Мендельзон, которого природа наградила крепким характером и неказистой внешностью; из нее он сотворил интересный, хоть и несколько одиозный облик – под Черчилля; даже курит сигары, три в день. «Ну-ну, Бор Борыч, давай…»
– Шар тоже создает ощутимую приливную волну, гравитационную выпуклость. Поскольку, в отличие от Луны, он неподвижен, эту выпуклость мы воспринимаем статически, как «бугор» в эпицентре, – хотя, к сведению приезжих делегатов, зона контакта Шара с планетой – поле бывшего аэродрома, реальной деформации местности здесь нет. Это можно истолковать лишь так, что внутри Шара находится вещественное ядро – тело весьма значительной массы…
«Ну конечно, как втемяшилось тогда в его лысую башку это „центральное тело“, так на том и стоит! Воистину черчиллевская консервативность, внешность обязывает…»
– Определение массы тела, – невозмутимо рокотал Мендельзон, – несколько затруднительно в силу того становящегося уже скандальным обстоятельства, что мы не имеем достоверных сведений о физической геометрии Шара и, в частности, не знаем расстояния до его центра. Во время подготовки этого доклада у нас в
