Я пошел вдоль кромки Эльфийской тоски, придерживая ножны.
– Амара! Шутейник! Бернхотт! Брат Литон!
Нет ответа.
– Амара-а-а!
Никогда бы не подумал, что буду страстно желать присутствия рябой проводницы рядом с собой. Одна ночь? Да я подарю тебе тысячу ночей, только явись передо мной в целости и сохранности.
Я разгуливал вдоль кромки с полчаса, стараясь не отходить далеко от места своего выхода из леса. Вдруг роевой разум пригонит моих товарищей сюда же, ко мне? Может, хватит у него соображалки?
Ну а если все они умерли? Если лес убил их? Свел с ума, бросил на землю, приспал в ледяном безмолвии, и теперь они – окоченевшие трупы, которые скоро уйдут под землю, сольются с мертво-жизнью?..
Страх одиночества в этом мире вдруг накрыл с силой, какой прежде не бывало. Так-то я волк-одиночка, но именно Санкструм научил меня ценить дружбу и чувство локтя. Дружба и товарищество здесь проявлялись острее и не были связаны бесчисленным количеством эгоистических нитей и взаимовыгодных условий, как на Земле. Дружба тут сродни боевому товариществу, когда ты начисто забываешь о своем эгоизме и готов спасти товарища даже ценой собственной жизни. Потому что иначе уже не можешь. И ты знаешь, что он готов спасти тебя.
– Бернхо-о-о-тт!
– Ма… олк!..
Ко мне наискосок через мертвую белесую пустошь бежала маленькая фигурка.
– Шутейник?
Хогг подбежал ко мне, тяжело пыхтя. Красные сапожки в грязи, на рукавах куртки – обрывки ткани. Видно, что мчался, как и я – процарапываясь сквозь колючий кустарник мертвого леса. Повязка со лба исчезла, виден багровый, наполовину затянувшийся шрам от осколка пивной кружки.
– Мастер Волк! – Он остановился, глядя на меня желтыми глазами. – Ох, вижу, вас здорово потрепало…
– Всё позади. Где Амара? Бернхотт? Брат Литон?
Он беспомощно развел руками, оглянулся на лес.
– А не ведаю… Мы все разбежались, порскнули в стороны, как те куропатки, которые в меду так сладки… Очнулся я не помню где, не помню как, девочку свою потерял-посеял… Только какая-то сила словно заставила меня идти снова, перебирать ножками… Шел как в бреду, не помню, как до опушки добрался… И вдруг – слышу ваш голос: меня зовете. Сразу проснулся! Вы представляете? Ох, ладушки-воробушки, какое поганое место – этот Лес Костей!
– Может быть, остальные так же… ждут нас у опушки? – предположил я. – Давай разойдемся в разные стороны… Ненадолго – на полчаса, может, и будем их звать. Потом снова сойдемся…
– Сделаю, мастер Волк.
Когда мы вновь сошлись, Шутейник покачал вихрастой головой. Ни я, ни он никого не нашли.
– Ждать здесь не резон, – промолвил хогг, щурясь на солнце. – Охотятся-то за вами, а не за Амарой да Бернхоттом… Они люди тертые, даже брат Литон – тертый хрен без масла; выберутся откуда надо и куда надо доберутся. Это за вами, мастер Волк, потребен надежный присмотр. Кажись, мы на верной дорожке. Тут смыкаются земли графа Мортура Сегвена и графа же Дельбадо Роуриха. А дальше, миль через десять, снова коронные земли Санкструма – ну и до Норатора оттуда рукой подать.
– И карантинные заставы… – проговорил я, сумрачно глядя на лес.
– Это мелочи, мастер Волк, через заставы мы проскользнем, не одна госпожа Амара это умеет… Вам в Норатор надо, время истекает.
– А за какие фракции стоят граф Сегвен и граф Роурих?
Маленький гаер беспокойно повертел головой:
– Вот уж не ведаю… Ведаю только, что отсюда нам лучше побыстрее уйти. Запах тут какой-то нехороший… Плохо тут… очень…
Я снова воскресил в памяти записку:
«Коронный совет:
Трастилл Маорай – глава фракции Умеренных. Выбрали Торнхелла подло.
Дремлин Крау – глава фракции Великих. Выбрали Торнхелла подло.
Таренкс Аджи – глава фракции Простых. Воздержались от выбора Торнхелла благородно…»
Таренкс Аджи – моя последняя надежда, он один из Спасителей Санкструма. Проникнуть в Норатор – полдела. Основная задача – взять мандат в охраняемом, как я узнал от Ренквиста, храме Ашара, а для этого понадобятся средства и люди. Так что помощь благородного Аджи и не менее благородных Простых мне очень пригодится. Да и потом, это ведь с подачи Аджи, как полагаю, санкционировали мое вселение в Торнхелла. И, как уже говорил, мое исчезновение из Выселок дает мне дополнительный козырь при торговле – Простые и Аджи, эти Спасители, должны понять, что я не буду слепо плясать под их дудку.
Мы прошли еще метров пятьсот и начали подниматься на холмистую гряду. Я оглядывался на лес, затем стиснул зубы и повторил слова Шутейника: Амара, Бернхотт и Литон – люди тертые. Если живы – выберутся.
– Тут есть неподалеку деревенька, – сказал гаер. – Если карантин вокруг нее не сладили, мы туда заявимся, трактир там – «Полная луна», здоровецкий! Денег нет, а есть хочется… Я спою несколько песен, а вы мне будете подпевать. Там на самом деле просто. Я буду петь комические куплеты и жалобные песни – то и другое лучше всего подходит крестьянам подле Норатора, о нынешней политике лучше не особо тут… И чем проще песни – тем лучше. А вы – подхватывайте и повторяйте последнюю строку. Вот так:
Пошел я в город без порток,Поскольку отдал их в залог.Теперь боюсь, что без портокВ трактир не пустят на порог.– Ну, подпевайте! А вот философическая:
Когда-то был я королем,Теперь же – стал золотарем.Дерьмо таскаю из сортира,И вижу в нем основу мира!– Очень ее крестьяне любят. А жалобная – вот такая:
Устал, несчастный, я пахать,Хочу уж лечь я на кроватьИ умереть, забыться сном,В котором буду богачом.– А лучше того будет, когда еще отобьете ритм о бедра ладонями и начнете легонько так приплясывать да каблуками о пол постукивать. Да, шпагу стоит зарыть в лесу перед деревней, иначе вопросы к нам возник… Ох!
Мы стояли на спине гряды, метелки трав овевали ноги. Внизу распростерлось поле – вспаханное и уже, кажется, засеянное и бороненное, ибо я не увидел огромных комьев земли, какие обычно выворачивает плуг.
– Ох ты ж…
Поле – достаточно широкое, похожее на выпуклую спину зверя-великана, было усыпано мертвыми. Навскидку считая, было их куда больше сотни. Из земли торчали копья, щиты. Блестели тускло осыпанные землей доспехи. Я увидел позы, в которых лежат покойники, и сдержал ругательство. Кошмар изломанных рук, ног и голов, торчащих под неестественным углом… Упавших топтали лошадьми, ломали тела, затем, спрыгнув, скорее всего, добивали. Никакой жестокости, повторюсь уже в который раз. Сплошной прагматизм – в данном случае стояла задача уничтожить врага, а не взять его в плен.
Шутейник потянул носом, сморщился.
– Вот, значит, что я чуял… Угу-у-у… Хорошенько пощипались, и недавно… двух часов еще не прошло…
– Два часа назад? – Я вдруг почуял неладное, начал оглядываться. – Слушай, друг. Мы ведь тут стоит на открытом…
Поздно. Вдали раздался топот копыт. Из перелеска в полукилометре от нас вылетели всадники – числом около десятка. Блеснули, как водится, доспехи. Проиграл зловещую ноту ненавистный рог.
– Дворяне! Снова…
– В лес, Шутейник!
– Не успеем!
– В лес!
Мы помчались