Вымытый, выбритый, надушенный и подкрепленный для бодрости дозой размельченного риталина, Марк снова вышел из квартиры. Ему нравилось пересекать Лондон на метро, особенно в хорошем настроении. В такие дни он с наслаждением чувствовал, как его несет среди людского потока, и само это ощущение придавало оттенок приятной анонимности (вот уж действительно листок, несомый бурным ручьем). Чувствовал он и подспудную связь с потными стоящими пассажирами – девушкой-подростком, в угоду сексапильности носящей свою школьную форму нарочито в обтяжку; учтивым индусом, клекочущую речь которого разобрать можно лишь с трудом.
Но сейчас, несмотря на риталин, настроение у Марка было кислым. И огибая стаю туристов, шумно осаждающих на станции билетный автомат, он в душе искренне ими возмущался; сейчас бы вот взял и персонально упек каждого в ГУЛАГ просто за то, что они перегородили дорогу. Ишь, столпились, задастые кряквы. Сейчас Марк ощущал себя не листиком в потоке, а скорее камнем, бултыхнувшим в темный пруд. Здесь нет места гуманизму, потому что каждый в этом мире сам за себя, и, как ни крути, никуда от этого не деться.
– Насчет чилийцев ты, кстати, был прав, – сказал Строу вслед за тем, как они приняли свои классические медитативные позы (Строу горизонтально, на диванчике, а Марк в кресле Имса[30], лицом несколько в сторону). – Я в том смысле, что не надо было мне затевать с этой шайкой бизнес. Отвратный народ эти чилийцы.
Они находились в огромном и высоченном, как тронный зал, кабинете Строу, занимающем угол здания «Синеко» в портовом квартале Канэри-Уорф.
Марк не припоминал за собой не то что озвучки, а даже замысливания какого-либо мнения насчет чилийцев, не говоря уж о том, чтобы вступать с ними в деловые отношения. О чем говорит шеф, он понятия не имел. Хотя со Строу такое было всегдашним делом. Обычно в подобных ситуациях человеку отводится тридцать секунд на то, чтобы сказать собеседнику: «Я понятия не имею, о чем вы». Иначе ваше молчание может быть ложно истолковано как молчаливое согласие. Марк тяготел к последнему. По счастью, Джеймс Строу был так зациклен на своих извивах мысли, что, похоже, никогда и не задумывался, что его визави при разговоре может внимать чему-то иному, нежели его экивокам, а потому никогда и не следил, насколько внимательно Марк вторит ходу его речи.
У Строу имелись ассистенты, которым вменялось инструктировать и отслеживать, правильно ли тот или иной олух понял данное ему указание. Но с Марком отношения у Строу обстояли иначе. Своего тренера шеф считал своим недреманым оком, внемлющим ухом и советчиком насчет того, как облегчить общие тяготы его дня и жизни, потому как больше, по его словам, ему в этой жизни и перемолвиться было не с кем. Сам Марк вполне четко ощущал, что орда ассистентов Строу не питает к нему никакой приязни и считает его наглецом и выскочкой, особенно эльфоподобный швейцарец Нильс. Так что насчет этих ребят Марк держал ухо востро. Подобная бдительность окупалась: свидания с шефом у них были сугубо приватные, без стороннего присутствия и ушей, способных различать, сколь неприкрыто подход Марка к Строу основан на лести. По ходу их часовых встреч Строу в основном сетовал на своих недотеп-подчиненных, зловредных конкурентов, жадюг-родственничков и «коммуняк»-госинспекторов. Марк все это просто выслушивал, мерно кивал и раз в несколько минут вставлял что-нибудь вроде: «По вашему мнению, эти люди мотивируются своей завистью или же у них отсутствует ваша широта общего охвата?»
Фокус состоял в чутком и своевременном ухватывании мыслей и фраз самого Строу – своеобразном эхо, на которое сам собой ложился стандартный ответ: «широта охвата». Вообще за год, на протяжении которого Марк занимался тренерством, он лишь на малую толику составил для себя представление, из чего состоит рабочий день у Строу или как «Синеко» качает свои миллиарды. Между тем работа здесь шла: подопечные синдикаты приобретали компании, загоняли в угол сектора, консолидировали холдинги. Напрашивался вывод, что Джеймс Строу – не что иное, как живое воплощение объективизма, хотя сам этот человек вряд ли даже и слышал о трудах Айн Рэнд[31] (читал он исключительно книжки о морских приключениях и что-то там по теории управления массовым рынком).
На протяжении своего рабочего времени Марк по большей части многозначительно кивал, бормотал «ага» или «понятно» и все знакомился и знакомился с основанными на рыночной механике и мнении собственника выкладками о том, как руководить вращением мира.
Однако по прибытии в Лондон Строу во время сеансов начал все активнее распространяться о природе своей бизнес-империи. С некоторых пор его стал крайне занимать новый филиал «Синеко», который он именовал не иначе как «Отделом зрения в корень». Марк полагал, что назначением этой новой службы станет раскрутка трескотни о некоем «особом видении» компании; что-нибудь про то, где и как надо черпать силы и использовать с выгодой для себя навыки по улучшению инфодоступа, и тому подобную белиберду. Помнится, в пору своей работы в кембриджской фирме по биогенетике Марк как раз занимался кропанием в меру абстрактных текстов о ценности инноваций.
И вот по мере того как Строу все дальше углублялся в разъяснения, Марк начал невольно задумываться, для чего это шеф укомплектовывает свой новый отдел дорогостоящими кадрами из сливок праздного класса цифровых сибаритов. Строу выискивал, выуживал и скупал все новых и новых мастеров кодописания из компьютерных служб, смуглокожих и раскосых специалистов из научных городков, разбросанных по третьим странам, асов биллинговых и дата-центров, обескровливая тем самым игровые и музыкальные сайты. По словам Строу, за один только прошлый месяц он нанял три сотни человек. Для пиар-отдела многовато. Марк проникался любопытством.
Вот и сегодня Строу живо волновался насчет этого «зрения в корень». Только теперь Марку показалось, что он именует его не «пиар-отделом» или там «службой», а Новой Александрией. Словно речь шла о каком-нибудь королевстве в духе Толкиена, где знание накапливается, складируется и оберегается, как золотые клады в подземельях гномов. Строу за разом раз повторял, что существует необходимость держать всю информацию консолидированно в одном месте; что любой, у кого есть доступ к этой информации, сможет делать совершенные по своей сути решения.
– Ты только представь себе, Марк, – мечтательно взывал с диванчика Строу, – все прочие операции, смазанные несовершенством рынков, затюканные бюрократами, устареют, станут не нужны. Одним махом! А упрочится одна лишь Новая Александрия. Мир изменится и никогда уже не будет прежним.
Марк уже давно минул ту точку, когда можно было сказать: «Прошу прощения, но что за хрень вы несете?» Однако даже для него существовал некий потолок, выше которого он уже не мог делать
