Это, понимаете ли, игра слов, потому что культуролог – это человек, который изучает и исследует разные явления культуры, а слово оккультный указывает на явления, связанные с потусторонним миром.
Мои родители написали целую серию книг, сейчас они заканчивают шестой том. Их книги похожи на исторические, только в них вплетены рассказы о привидениях, перемешаны правда и мифы. Представьте, они довольно популярны у читателей. Я останавливаюсь, беру в руки одно из последних изданий, смотрю на фотографию на задней стороне обложки. На ней худощавый мужчина в твидовом пиджаке, темные волосы начали седеть на висках (это папа). Под мышкой у него большая тетрадь, на носу очки. Рядом с ним женщина в светлых брюках и цветастой блузке. Ее буйные темные кудри собраны в довольно-таки неряшливый пучок, сколотый авторучками вместо шпилек. В руках у нее открытая книга, с разлетающимися, как от ветра, страницами (это мама).
А в ногах у них свернулся шар черного меха с зелеными глазами. Это наш котик, Мрак.
Общее впечатление: то ли история, то ли магия, плюс небольшая доля старых добрых суеверий.
Забавно, что папа вообще не верит в существование привидений (но издателю как раз нравится, что папа такой скептик, потому что благодаря этому рассказанные истории кажутся читателям более «реалистичными» и «понятными»). Словом, мои родители – отличная, сплоченная команда: папа ученый, а мама мечтательница. Он пишет о прошлом, а она раскручивает истории с привидениями, опираясь на всевозможные а вдруг и что, если.
А я? Я держусь от этого в стороне.
Потому что родители не знают обо мне всей правды. Я так и не рассказала им, что действительно случилось со мной в реке. Не рассказала ни о Вуали, ни о том, что вижу по другую сторону. Мне кажется, что я должна сохранить это в тайне.
Вот и получилось, что мои родители рассуждают и пишут о призраках, хотя и не видят их.
А я вижу призраков, но не хочу рассуждать или писать о них.
Кажется, это называется парадоксом.
– Эй! – зову я. – Есть кто-нибудь?
Из глубины коридора доносится мамин голос – она у себя в кабинете, разговаривает по телефону. По тому, как она говорит, нетрудно догадаться, что у нее берут интервью.
– Считаю ли я, что в мире много непонятного и непостижимого? – повторяет мама. – Конечно. Было бы крайне самонадеянно утверждать обратное…
Мама выглядывает из дверей (ее пучок, как всегда, напоминает дикобраза, столько в нем ручек) и с улыбкой машет мне, а сама продолжает разговор:
– Духи, привидения, призраки, фантомы, называйте их как хотите…
Одной рукой она обнимает меня, не переставая тараторить.
– Конечно, кое-что наука может объяснить, но когда разные люди наблюдают одни и те же сверхъестественные явления, видят одно и то же привидение, рассказывают почти об одном и том же, мы должны задаться вопросом: в чем причина?
Мама прикрывает трубку рукой.
– Папа уже едет домой, – шепчет она мне в волосы. – Не уходи далеко. Нам нужно поговорить.
Нам нужно поговорить.
Три слова, от которых сразу становится не по себе, и я бы не прочь услышать объяснение, но мама уже отвернулась.
– О да, – это она говорит уже интервьюеру. – Я действительно ощущала присутствие призраков.
Вполне вероятно.
– Я их видела.
Джейкоб машет рукой у нее перед глазами.
Менее вероятно.
Что самое странное, мама вроде как знает о Джейкобе. Потому что, когда постоянно болтаешь с невидимым лучшим другом, рано или поздно наступает момент, когда приходиться объяснять, кто твой собеседник.
Но я не знаю, верит ли мама в потусторонние силы и все такое, или только хочет в них верить, потому что с ними мир становится интереснее. Она говорит, что у нее на самом деле были какие-то сверхъестественные переживания и что у нас наследственная «чувствительность» к паранормальным явлениям. Еще она говорит, что когда дело касается странного и необъяснимого, важно сохранять непредубежденность.
Но я точно знаю, что мама не смотрит на меня свысока, как папа, когда речь заходит о Джейкобе. Она не говорит о нем, как о воображаемом друге, и не подкалывает, спрашивая с явной насмешкой, как он себя сегодня чувствует или что он хочет на ужин.
Если Джейкоб хочет что-то ей сказать через меня, она слушает.
При мысли о пропущенном обеде у меня бурчит в животе, и я пробегаю мимо маминого кабинета на кухню и делаю себе АМ + Б + ШЧ, то есть, арахисовое масло, банан и шоколадные чипсы, то есть, самый вкусный в мир сэндвич, что бы там ни говорил Джейкоб. (Думаю, ему просто завидно, что он не может попробовать.) Половину сэндвича я сразу запихиваю в рот, вторую убираю в холодильник на потом и стрелой несусь к себе наверх.
У меня на кровати спит Мрак, наш котик.
В реальной жизни он не очень похож на свой портрет в книге. У Мрака совершенно отсутствует то, что мама называет природным кошачьим достоинством. Вот сейчас, к примеру, он лежит кверху брюхом, раскинув лапы, как делают собаки по команде «умри». Когда я с грохотом швыряю на пол рюкзак, кот даже не вздрагивает. Я чешу его за ушком – надо же проверить, жив ли он – и ныряю в каморку, которая раньше была моим шкафом.
Переделать ее мне помог папа. Как-то мы с ним потратили выходные, вытаскивая оттуда полки, и превратили тесный закуток в отличную фотолабораторию. Там есть стол с бобинами для пленки, проявочный бачок, увеличитель, фотобумага и кюветы для химических растворов. И даже натянут стальной трос с прищепками, для просушки отпечатков. Все, что нужно фотографу.
Джейкоб уже поджидает меня – он не тратит времени на такие штуки, как двери и лестницы.
Пожав плечами, он прислоняется к стене.
– Есть свои плюсы в том, что ты призрак. Ходить кратчайшим путем.
Я снимаю с плеча фотоаппарат, прокручиваю пленку, потом открываю заднюю крышку и вынимаю кассету.
А потом закрываю дверь, и бывший шкаф – вместе с нами – погружается в полную тьму.
Хм, тьма была бы полной, если бы Джейкоб немного не… сиял. Свечение не слишком яркое, больше всего напоминает лунный свет. Пленка от него не засвечивается, да и я мало что могу рассмотреть, поэтому больше доверяю свои рукам и действую на ощупь.
Я вскрываю кассету и извлекаю пленку. Накручиваю ее на маленькую металлическую шпульку и опускаю в проявочный бачок – он похож на коротенький термос.
Теперь можно щелкнуть выключателем – и в лаборатории вспыхивает тусклый красный свет. Теперь на нас обоих