– Вы таите от меня свои секреты, – говорю я. – Я хочу их знать. Скажите мне правду, и я остановлюсь.
Глупец! Сруби наши деревья – и мы просто вырвемся наружу!
– Это ложь, – я говорю с ними голосом Маски, как если бы допрашивал узника. – Будь это так просто, вы бы давно подговорили своих дружков-ифритов вырубить вашу рощу.
Я снова окунаю лезвие топора в дождевую воду и по внезапному вдохновению присыпаю его солью. При моем следующем ударе джинны вопят так громко, что их криками сметает призраков, случайно оказавшихся поблизости. Когда я поднимаю топор для нового удара, джинны наконец начинают просить.
Остановись. Пожалуйста. Подойди ближе.
– Только попробуйте обмануть меня…
Если тебе нужны наши секреты, ты должен иметь силу их принять. Подойди.
Я захожу дальше в рощу, крепко сжимая топор. Мои башмаки скользят в грязи.
Еще ближе.
С каждым шагом идти все труднее, но я стараюсь продвигаться вперед, пока сопротивление воздуха не становится слишком сильным.
Тебе нравится быть в плену, Ловец Душ?
Неожиданно я понимаю, что не могу говорить, а еще – видеть и чувствовать. Единственным признаком того, что я еще жив, остается тяжелое биение моего сердца. Я пытаюсь бороться с оковами тьмы и безмолвия, бросаюсь всем своим существом на стены этой темницы, как мотылек, залетевший в кувшин. В панике я пытаюсь призывать Маута, но магия не отвечает мне.
А быть скованным тебе нравится?
– О преисподняя, что вы со мной сделали? – выдыхаю я.
Смотри сам, Элиас Витуриас. Ты хотел узнать наши секреты. Они перед тобой.
Оковы внезапно спадают с меня. Деревья передо мной истончаются, земля поднимается, как морская волна. Эта волна затягивает меня – и я вижу себя на высоком холме, смотрящим на узкую долину, в которой течет Сумеречная Река.
И в этой долине я вижу десятки – нет, сотни – странных каменных строений. Это город, которого я никогда не видел. О нем никогда не упоминала Шэва. Он никогда не открывал себя передо мной на странной внутренней карте Земель Ожидания, которая находится у меня в душе. Город выглядит и ощущается совершенно заброшенным.
– Что это за место? – спрашиваю я.
В долину летит большая хищная птица, которая планирует под дождем. В когтях она держит какое-то маленькое извивающееся существо. Верхушки деревьев раскачиваются на ветру, как беспокойное море.
Это наш дом. В кои-то веки голоса джиннов звучат без злорадства. Наш единственный дом.
Маут тянет меня вперед, и я продвигаюсь сквозь пелену жары и высокие мокрые травы в сторону города, держа кинжал наготове.
Это место не похоже ни на один из городов, которые мне случалось видеть. Улицы его расположены концентрическими полукругами, в самом центре на берегу реки высится одно-единственное здание. Дома, мостовые – все здесь сделано из одного и того же странного черного камня. Он настолько черен, что я невольно наклоняюсь, чтобы прикоснуться к нему, пораженный глубиной его цвета.
Вскоре я убираю кинжал в ножны. Я видел достаточно кладбищ, чтобы сразу узнать особую атмосферу этого места. Здесь нет ни одной живой души. Даже призраков нет.
Хотел бы я исследовать каждую улочку этого города. Особенно меня притягивает огромное здание на берегу. Оно даже больше, чем императорский дворец в Антиуме, и в сто раз красивее. Каменные блоки соединяются друг с другом в такой безупречной симметрии, что понятно – это работа не человеческих рук.
Здесь нет ни колонн, ни орнаментов, ни куполов. Архитектура Империи, Маринна и кочевников отражает душу своих создателей. Города людей смеются и плачут, кричат и скалятся. А этот город – одна сплошная нота, чистая, совершенная нота пения. И он поет так могуче, что его пение почти разрывает мне сердце.
К главному зданию ведет невысокая лестница. Под моей рукой массивные двери раскрываются так легко, будто их петли были только что смазаны. Внутри сразу же вспыхивает три дюжины факелов, горящих голубым огнем.
Тут я замечаю, что стены, которые, казалось бы, сделаны из черного камня, вовсе не темные. Они отражают свет факелов, как вода отражает свет солнца, и вся комната приобретает глубокий сапфировый цвет. Хотя огромные окна открыты, шум шторма за стенами здесь едва слышится, как далекий ропот.
Я никак не могу разобраться, для чего предназначалось это здание. Его размеры говорят о том, что здесь должны были проходить большие собрания. Но в зале только одна длинная лавка, пересекающая его поперек.
Маут толкает меня вверх по лестнице, через длинную анфиладу залов – в другую комнату с большим окном. В ней стоит запах реки и дождя. От света факелов комната становится белой.
Я поднимаю руку, чтобы прикоснуться к стене. Стена оживает, на ней проявляются смутные образы. Отдергиваю руку – и образы исчезают.
Я быстро прикасаюсь к стене снова и вглядываюсь в картины. Сначала я не могу понять, что на них изображено. Какие-то животные играют друг с другом. Листья кружатся на ветру. Дупла на деревьях обращаются в улыбающиеся лица. Эти образы напоминают мне Маму Рилу, я будто слышу ее голос, когда она рассказывает сказку. И тогда я понимаю: все эти картины – сказки для детей. Здесь жили дети, но не человеческие.
Наш дом, – сказали джинны. Значит, здесь была детская для маленьких джиннов.
Я прохожу из комнаты в комнату, поднимаюсь по лестницам на самый верх здания и останавливаюсь в круглой беседке на крыше, откуда открывается вид на город и реку.
Когда я касаюсь стен, в них снова всплывают образы. На этот раз это картины, изображающие разные виды города. В окнах колышутся занавески из оранжевого, желтого и зеленого шелка. На клумбах растут цветы, похожие на драгоценные камни. Гул радостных голосов напоминает о минувших счастливых временах.
По городу ходят его жители, одетые в дымно-черные одежды. Я различаю женщину с темной кожей и кудрявыми волосами, похожую на Декса. У другой – бледная кожа и светлые прямые волосы, как у Кровавого Сорокопута. Некоторые прохожие худощавы, другие – более полные, как Мама Рила до того, как попала в руки Империи. Но каждый прохожий движется с особой грацией, которую я до этого видел только в движениях Шэвы.
Никто из жителей города не идет в одиночку. Каждый окружен призраками.
Я замечаю мужчину с рыжими волосами и таким прекрасным лицом, что оно завораживает даже меня. Он окружен призраками детей и постоянно говорит с ними ласково, с любовью, которая пронизывает все его существо.
Я не различаю слов, но интонации ни с чем
