Выдерживающая положенную дистанцию охрана, усиленная по случаю покушения, не мешала, зорко следя, чтобы командарм, к которому САМ неожиданно проявил столь большое внимание, не выкинул чего-нибудь эдакого. Командарм ничего «эдакого» не выкидывал, меряя гулкими шагами коридор, и охранники понемногу успокоились, хоть бдительности и не потеряли. Да и сам Кобрин едва ли не физически ощущал, как понемногу спадает чудовищное напряжение крайнего часа. Вон, даже Витька, наконец, расслабился, опустившись на один из стоящих вдоль стены стульев. Драгоценные документы он при этом, понятно дело, продолжал прижимать к груди, аки заботливая мать – младенца. Впрочем, и правильно. Пропадет хоть один листик – задолбается доказывать, что не верблюд. Самому Кобрину куда проще, он тут, как ни крути, гость, пусть даже и желанный… Гм, вот он и снова назвал себя «гостем»…
После того как врачи убедились, что здоровье товарища Сталина в безопасности, короткий осмотр прошли и Сергей с Зыкиным. Много времени последнее не заняло: и тот, и другой отделались несильной контузией, несколькими ушибами и оставленными осколками стекол царапинами, которые кремлевские эскулапы со всей щедростью залили йодом. «Осматривались» и получали медпомощь по очереди, поскольку Витька категорически отказался даже ненадолго оставлять без присмотра секретные бумаги, с чем Кобрин в целом был абсолютно согласен. А уж затем двинулись в этот подземный кабинет-убежище…
Пошарив по ящикам рабочего стола, Иосиф Виссарионович обнаружил пачку папирос, с видимым удовольствием закурив. Опустившись в кресло, махнул рукой:
– Чего стоите-то, товарищи, особого приглашения ждете? Так не до политесов сейчас, сами видите, как все завертелось. Присаживайтесь, полагаю, нам найдется о чем поговорить. Лейтенант, да положи ты эти папки!
– Куда положить, товарищ Сталин? – вытягиваясь по стойке «смирно», переспросил охрипшим от волнения голосом Зыкин, все еще не привыкший, что Вождь может вот так запросто к нему обратиться.
– Вон, на стол положи, я с ними потом разбираться стану. Все собрали?
– Так точно, до единого листика! Лично дважды везде проверил, весь пол на карачках облазил!
– Хорошо, – улыбнулся в усы Иосиф Виссарионович. – А теперь садись рядом с товарищем майором. Ничего, что я тебя, товарищ Кобрин, так называю? Другим это, понятно, слышать не стоит, но сейчас можно.
– Нормально, товарищ Сталин.
– Вот и хорошо, – сделав еще одну затяжку, Иосиф Виссарионович снова покопался в столе, теперь уже в тумбе, выставив на столешницу початую бутылку коньяка:
– Сергей Викторович, вон там возле графина стаканы стоят, принеси. Думаю, нам сейчас нелишним будет по чуть-чуть принять. За второе рождение, так сказать.
– Слушаюсь, – Кобрин взял со стоящего в углу помещения столика три тонкостенных стакана.
Коньяк Вождь разливал собственноручно, грамм по тридцать. Сергей машинально отметил, что его рука уже не дрожит: горлышко бутылки ни разу не звякнуло о край посудин. Да и уровень янтарной жидкости оказался идеально равным.
– Предлагаю выпить за наше знакомство, товарищи командиры. И за сегодняшнее спасение.
– Спасибо, товарищ Сталин, – абсолютно серьезно кивнул Сергей, поднимаясь на ноги. Витька подорвался следом, едва не расплескав благородный напиток. – Я и на самом деле очень рад, что нам удалось встретиться. И что мы уцелели сегодня.
– Вот кстати, насчет сегодня, – отставив пустой стакан, Сталин отер ладонью усы. – Хороший коньяк, правда?
– Так точно, Иосиф Виссарионович, – согласился Кобрин, ничуть не удивившись тому, как быстро и непредсказуемо тот меняет темы разговора, равно как и возвращается к прежним. – Отличный даже. В моем времени такого, наверное, уже не делают. Хотя я не большой знаток, если честно.
– Правильно, – неожиданно одобрил тот. – Хороший командир не про выпивку должен думать, а про победу! Хотя и без этого порой тоже нельзя, иначе нервы перегорят. Так что ты там хотел рассказать насчет этой бомбы? Помнишь, я спросил, откуда ты узнал? А потом нас прервали?
– Помню, товарищ Сталин. Разрешите начать со второго вопроса? Откуда узнал, точно объяснить не сумею. Просто почувствовал опасность, у меня подобное и раньше иногда случалось, в самый напряженный момент боя, к примеру. А еще услышал звук работающего реактивного двигателя. Ну, по крайней мере, в тот момент мне так показалось, что я его слышу.
Про то, другое чувство Сергей, разумеется, решил не упоминать, поскольку и сам пока не разобрался, что к чему. Да и не смог бы ничего объяснить – каким, собственно, образом, если сам ровным счетом ничего не понимает?
– Интуиция это называется, – понимающе кивнул Вождь, закуривая новую папиросу. – Зачем тут еще чего-то пояснять? Знакомое дело, сам, бывало, испытывал. А что звук этого самого – как ты там сказал? реактивного? – мотора услышал, так мало ли? Тоже зря в себе сомневаешься, может, у тебя слух такой, идеальный. Как у музыканта. И проявилось это в самый неожиданный момент. Тут я никаких подозрений к тебе не испытываю, ты хоть и из будущего, но такого подстроить никак не мог. Да и зачем? Сам ведь рядом был, тоже едва не погиб.
Сталин отчего-то нахмурился. И, помедлив с пару затяжек, продолжил, произнеся то, чего Кобрин услышать никак не ожидал:
– Знаешь, майор, очень сильно я не люблю кому-то должным себя чувствовать. А ты мне, так уж выходит, чуть ли не жизнь спас. Поди, знай, как бы оно вышло, если б ты меня на пол не повалил – окна вон с какой силищей вылетели. А еще говорили, что бронированные…
– Товарищ Сталин! – решительно отрезал Сергей, поднимаясь. – При чем тут вообще это?! То, что я сделал… – на миг Сергей все-таки смутился, мучительно подбирая подходящие слова. – Не знаю, как правильно сформулировать, я все-таки солдат, а не политик, меня разные красивости говорить не учили. Ради будущего, что ли? Поскольку без вас я никакого будущего просто не вижу! Вы ведь читали, как все дальше происходить станет? И чем в итоге закончится?
– Сядь, Сергей Викторович, чего так раздухарился? – буркнул хозяин кабинета.
И задумчиво пробормотал, с сожалением глядя на практически докуренную папиросу:
– А плохо, когда окон в кабинете нет, верно? Я, знаешь, люблю, когда светло. И шторы сам раскрываю, и люстры включаю. В полутьме нехорошо сидеть, лиц не видно… Ладно, давай эту тему оставим, не важно оно сейчас. Так что про бомбу рассказать можешь? Или это
