– Я выполняю все эти функции. Однако в основном я координирую. Дело в том, что мленб в первую очередь занят тем, чтобы добиться расположения подходящего сроба и отыскать ткана, которого он сам сможет полюбить. Ткан лишь ухаживает за мленбом, его самого привлекает хороший гуур. Я отвечаю за то, чтобы собрать этих индивидуумов в полную цепочку – цепочку совместимости, где замыкается круг полной приязни, цепочку, которая даст наиболее разнообразное потомство. После матримониального собрания, когда цепь сформирована, каждый пол начинает выделять исходную половую клетку с полным набором из сорока девяти хромосом. Хлопотное время для нзредд! Я должен убедиться, что все половые клетки развиваются с одной скоростью – в ходе цикла каждый пол пытается оплодотворить семь H-гамет, – и уничтожение индивидуума в середине цикла означает полное разрушение семейства, если не считать гамет, которые он уже передал во множественном состоянии. Иногда возможна замена съеденной особи другой того же пола, лишившейся своих членов семьи, при участии старшины пола.
– Тебе приходится вертеться, как я погляжу, – заметил Хоган Шлестертреп. – Но как рождается нзред, если тебя нет в чертовой цепочке?
– Нзред стоит вне цепи – и в то же время принадлежит к ней. Шесть полов, передающих гаметы друг другу напрямую, формируют цепочку; цепочка плюс нзред равняется семье. Выполняя собственную репродуктивную функцию, нзред может войти в цепочку на любой стадии, когда того требуют обстоятельства. Он может получить шестерную супергамету от ткана и передать исходную одинарную гамету гууру; он может оказаться между флином и блапом, между блапом и сробом, в зависимости от ситуации. Например, в Сезон Двенадцати Ураганов ткан не может летать и реализовывать свои репродуктивные отношения с гууром там, где тот укоренился; нзред заполняет данный пробел в цепи. Это весьма сложно объяснить на незнакомом языке – биологи из первой экспедиции сочли этот процесс чуть более сложным, чем митоз оплодотворенной плуховой яйцеклетки, но…
– Хватит, – скомандовал Хоган. – Оставшаяся унция рассудка может пригодиться мне для того, чтобы вышибить себе мозги. Меня больше не интересует, какую партию в этом безумном репродуктивном танце отплясывает нзред, и я определенно не желаю слышать о твоем митозе. У меня есть свои проблемы, и с каждой секундой они все неприятней. Скажи мне вот что: сколько потомков каждого пола дает один цикл?
– Это зависит от выживания всех родителей, от количества яиц, которые в некоторых случаях не проклевываются по причине избыточной вариабельности…
– Ладно! В конце безупречного цикла, когда дым развеется, – сколько у тебя будет детенышей-плухов?
– Плухх. Сорок девять детенышей.
Он откинул голову на спинку стула.
– Не так уж много, с учетом того, как стремительно вы покидаете этот мир.
– Это правда. Горькая правда. Однако в условиях, в которых мы живем, родитель не может отложить больше семи яиц – и никак не может вырастить больше семи детенышей так, чтобы все в полной мере усвоили его знания о выживании. Все к лучшему.
– Надо полагать. – Он извлек из одежды заостренный инструмент и взял лист белого материала. Через некоторое время я узнал его действия по описанию нзред-фанобреля. – Еще секунда, – сказал он, продолжая писать, – и я отведу тебя в проекционную, где ты увидишь недавнее стерео с человеческими актерами. Не слишком хорошее стерео – грандиозное в совсем узком смысле, – но оно даст тебе представление о том, что я буду делать для твоего народа по части культуры. Пока будешь смотреть, подумай, как помочь мне с сюжетом. Похоже на хромосомную диаграмму после мейоза родительской половой клетки, которую составил Гогарти?
Он сунул лист под мои сенсорные щупальца.
подвижные гаметы (ресничные)
– Весьма похоже, – ответил я, дивясь превосходству этих письменных символов над теми, что нам приходилось выцарапывать на песке или грязи.
– Хорошо. – Он снова начал писать. – Теперь, какие из ваших полов мужские, а какие женские? Я заметил, что ты говорил «он» и…
Мне пришлось перебить его.
– Я использовал эти обозначения лишь по причине ограниченности либо неполноценности английского языка. Я понимаю, что это чудесный язык, и когда вы его придумывали, у вас не было повода учесть плухх. Однако у вас нет местоимений для ткана, гуура или блапа. Мы все самцы по отношению друг к другу в том смысле, что передаем оплодотворяющие гаметы; и все мы самки в том смысле, что откладываем развитую зиготу. В то же время…
– Помедленнее, парень, помедленнее. Мне нужно сделать из этого сценарий, а помощи от тебя никакой. Вот схема твоей семьи, верно? – Он вновь сунул мне лист.
определяющая пол неподвижная гамета, которую «оплодотворяет» супергамета, составленная шестью подвижными гаметами – по одной от каждого из шести полов
– Да. Только нзреда ты поместил не совсем…
– Послушай, Пьер, – рявкнул он, – так я это себе представляю. А я представляю себе это именно так. Что до любовной истории, хм, дай подумать…
Я ждал, пока он воздавал должное этой странной штуке под названием сценарий, который требовался для получения стерео, которое, в свою очередь, требовалось для того, чтобы у нас появилась культура и цивилизация. Скоро, скоро у нас будут жилища, совсем как это могучее укрытие, в котором я сидел. Скоро мы получим трубчатое оружие вроде того, которым воспользовался робот, когда я пришел…
– Как насчет этого? – внезапно спросил он. – Учти, это не готовый продукт – я импровизирую, просто примериваюсь. Сроб встречает мленба, ткан теряет гуура, флин получает блапа. Звучит? Только не могу впихнуть сюда нзреда.
– Я координирую.
– Точно, ты координируешь. Так оно и есть. Сроб встречает… Помолчи! Тебе полагается изредка говорить «да». – Он пробормотал несколько слов роботу, и тот подошел к моему стулу. – Бронзо отведет тебя в проекционную. А я еще подумаю.
Больно ударившись о пол, я приготовился следовать за роботом.
– Выходит жесткая любовная история, – рассуждал за моей спиной Шлестертреп. – Так и вижу. Вроде трехмерных шахмат, где все пешки бегают как попало, а королева возникает из киберпространства и скрывается в нем. Интересно, есть ли у этих картофельных ростков религия. Доброе, благочестивое стерео никогда не повредит… Эй! У вас есть религия?
– Да, – ответил я.
– И в чем же она заключается? То есть во что, так сказать, вы верите? В двух словах, философию отложим на потом.
Выждав период времени, на мой взгляд, равнявшийся «изредка», я очень осторожно ответил:
– Да.
– А? Хватит ломать комедию. Только потому, что я велел не спорить со мной, когда я думаю вслух… Не валяй дурака, когда я задаю прямой вопрос!
Я извинился и попробовал объяснить мою кажущуюся дерзость с позиции незамысловатых условий, в которых живем мы, плухх. В конце концов, когда всполошенный ткан предупреждает семью, что в ее направлении мчится стая стринтов, никому в голову не приходит воспринять послание иначе чем буквально. Для нас коммуникация – в
