Всю обратную дорогу у Сергея не выходили из головы мысли о сыне.
Жив ли он? Если да, то в каком состоянии? Руку можно отрезать по-разному. Одно дело, когда человека погружают в наркоз и стерильными инструментами ампутируют конечность. После этого обрубок зашивается, накладывается повязка. И совсем другая ситуация, когда руку отрубают ржавым топором где-нибудь в вонючем подвале, где капает вода и шмыгают крысы, а чтобы «пациент» не истек кровью, разлохмаченную культю прижигают паяльной лампой. Впрочем, можно просто наложить жгут…
«Руку можно отпилить… можно сделать надрез на суставе и оторвать, – отстраненно подумал Сергей. – Можно привязать человека за руки к двум машинам и поехать в разные стороны… можно размочалить кувалдой… можно…»
Он осекся, не без труда вытеснив из сознания дальнейшие способы отчленения конечности.
Только сейчас до сознания мужчины в полной мере дошла мысль, пугающая его до ледяного пота: он один.
Все.
Он остался один.
Копать-хоронить.
Нет ни Ольги, на которой можно было выместить хреновое настроение, в последние дни все чаще и чаще его одолевающее… Нет Артура… И хотя его отношения с сыном были весьма специфичны, по-своему он был привязан к сыну… Как ни крути, в Арчи текла его кровь. Но даже если мразь, похитившая вчера его сына, сдержит слово и пришлет руку Артура, можно сказать, что парень не жилец. Вряд ли Арчи будут проводить операцию в стерильных условиях…
Нет и Марии, преданного друга и единственного человека, которая по-настоящему любит его. Сейчас она наверняка сидит в своем купе, безмолвно глядя на звезды и думая о нем.
– Все образуется, – выдавил Малышев, съезжая в знакомый поворот. – Рано или поздно я убью тебя, чертов уе…к. Как там тебя… Грот? Я вырву твои кишки и затолкаю их в твой собственный «грот», которым ты гадишь. И все наладится.
«Может, и убьешь, – хмыкнул внутренний голос. – А если их несколько?!»
Сергей ожесточенно помотал головой, словно религиозный фанатик, отказывающийся верить, что Земля имеет форму шара.
– Я справлюсь, – процедил он, останавливая машину у ворот. Поставив автомобиль на ручной тормоз, Малышев вылез наружу и несколько секунд простоял в полной неподвижности, невидяще уставившись в железные ворота.
Он пытался думать о чем угодно, но перед воспаленными от недосыпа глазами маячил бесформенный сверток из грубой мешковины, терпеливо дожидающийся его на крыльце. Сверток, насквозь пропитанный кровью, через рваную прореху виднеется палец с бледной сморщенной кожей… такой беспомощный и несчастный палец Артура…
«Рука. Мне обещали прислать руку сына… обещали…»
Эти слова болезненно гремели в черепной коробке, будто железные шарики, болтающиеся в консервной банке.
Образ руки Артура, завернутой в окровавленное тряпье, был настолько ярким и отчетливо-реалистичным, что он был искренне удивлен (и даже отчасти разочарован), когда увидел, что на крыльце ничего нет.
Сергей вошел в дом и включил свет в прихожей. С гулко колотящимся сердцем огляделся, отмечая, что внешних признаков проникновения нет. Однако, несмотря на волчье чутье, которое пыталось его успокоить тем, что дом пуст, Малышев все равно решил все проверить. После спальни он направился в комнату Артура. Мысленно поразился, обратив внимание на чистоту и порядок – казалось, помещение только что выдраили до блеска.
«Просто ты никогда раньше не замечал подобных нюансов, – заметил внутренний голос. – Как не замечал и того, что твой сын стал совсем взрослым. Взрослым и сильным. Он это доказал тебе там, на рыбалке…»
Малышев закрыл комнату и двинулся на кухню. Открыв холодильник, достал уже начатую бутылку сладкой газировки. С рассеянным видом отвинтил крышку, сделал несколько жадных глотков. Газы уже почти испарились, а вода была горьковатой на вкус. Он поморщился, ставя бутылку на место.
«Хватит лакать эту химию», – подумал Сергей, вспомнив, какие вкусные компоты варила Ольга. Его охватила невыносимая тоска.
Развернувшись, он вздрогнул, непроизвольно стиснув зубы. Посреди стола стояла фотография в изящной серебристой рамке.
«Какого черта?!»
Он моргнул, ошеломленно глядя на изображение Ольги, затем сграбастал фотографию, приблизив ее к побледневшему лицу.
«Почему я не заметил ее раньше?! Когда вошел на кухню?!»
Погибшая супруга глядела на остолбеневшего мужа, хитро улыбаясь и с каким-то странным прищуром, будто знала его самую сокровенную тайну.
«Я не ставил сюда это фото, – подумал Малышев, чувствуя, как его спина покрывается холодным потом. – Не ставил!»
Он торопливо бросил рамку с фото обратно на стол, словно та была раздавленной лягушкой. При этом Сергей неосознанно поймал себя на мысли, что вообще впервые видит подобный снимок Ольги.
– Откуда… – Он облизал губы, вмиг ставшие сухими и шершавыми, словно мелкий наждак. – Откуда это взялось?
Не сводя расширенных глаз с фотографии, Малышев попятился с кухни. Оказавшись в коридоре, он почувствовал себя немного уверенней, и тут его осенила догадка.
– Это ты, сволочь? – процедил Сергей. – Ты все-таки прополз ко мне?!
Он вытер испарину со лба и заковылял в гостиную. Там, где у него хранилось ружье.
– Это ты, – бормотал он. – Я знаю, ты хочешь свести меня с ума…
Он решил проверить патронники.
Конечно, если эта тварь незаметно проникла в его дом и поставила на стол фотографию убитой жены, то что ей стоило вскрыть сейф и вытащить па…
«…вы часто ссорились в последнее время…»
От прозвучавшего в мозгу голоса Артура он шарахнулся в сторону, едва не нажав на спусковой крючок. Обессиленно упав на диван, Малышев тяжело и прерывисто дышал, как больной кит, выброшенный прибоем на берег.
«…ты поднимал на нее руку… я слышал…»
– Заткнись, – прошипел он. Его трясло, как в жесточайшем приступе лихорадки. – Я… всегда помню то, что делал!
«Зачем ты позволил ему убить меня? – печально спросил Артур. – Ты не должен был кого-то нанимать, чтобы меня охраняли. Мы должны были быть вместе…»
Малышев с трудом сглотнул бесформенный ком, теплой слизью застрявший в глотке.
«Выпить, – сверкнула мысль. – И все глюки как рукой снимет!»
Сергей уже намеревался встать и снова вернуться на кухню, как неожиданно прямо над ухом раздался шепот Марии:
«…но ведь это правда… твои приступы… они стали чаще… и у тебя начались провалы в памяти… зачем ты убил свою жену?!»
«НЕТ!»
Он с силой обхватил виски, чувствуя кожей стреляющую пульсацию жилки.
– Со мной все нормально! – хрипло пролаял он, с ненавистью глядя в ночь за окном. Она звала его, маня холодными звездами.
«Ты слыши-и-и-и-ишь…»
– Я не убивал ее!!! – брызгая слюной, проорал Малышев. Крик рваным эхом пронесся по стенам комнаты, растаяв где-то под самым потолком.
Он снова посмотрел в окно, и в какой-то ужасный миг ему показалось, что ветка яблони за окном слегка шевельнулась. Через мгновение она коснулась стекла, издав мерзкий царапающий звук.
Вскрикнув от испуга, Малышев яростно потер глаза.
«Лапы… лапы насекомого», – скрипело в мозгу толченым стеклом.
Покачиваясь, он поднялся с дивана. Ему было страшно смотреть в окно. Ему чудилось, что если он повернет голову, то увидит, как ветки ожившего дерева с тихим шуршанием прорастают сквозь окно,
