– Нет… Не нужно. Это вам, – пролепетала она, пытаясь натянуть куртку.
– Ого! – Девушка заглянула в чек. – Тут много останется! Вы уверены?
– Да. – Голову наполняла мутная горечь. Нужно было как можно скорее выбраться на воздух и догнать Рэма.
– Спасибо! – Девушка улыбнулась еще шире. – Я как раз завтра улетаю в отпуск. Индия, представляете? Всю жизнь мечтала там оказаться.
Ульяна вымученно улыбнулась и, покачиваясь на дрожащих ногах, пошла к выходу.
– Главное, прививки все сделайте, – буркнула она на прощание.
– Теперь уж точно сделаю! – ответила Анна, зажимая в кулаке купюры.
Эти слова нагнали Улю у самых дверей. Они, как свежий ветер в начале апреля, влажный, обещающий новую весну, а с ней и новую жизнь, взлохматили волосы на макушке. Уля нерешительно оглянулась, но официантка уже шла по проходу на кухню, подхватив поднос с чашками.
Только оказавшись на улице, Ульяна поняла, что дурнота исчезла, а запах полыни, который оседал на нёбе после каждого случая, растворился, будто туман, гонимый утренним светом. Не было привычной тяжести на сердце, не было этого нечеловеческого ужаса от увиденного, могильного холода, что заполнял ее целиком. Нет, мир продолжал себе жить, обтекая Улю, не выбрасывая ее из своего бесконечного потока, как бывало раньше.
Уж не потому ли, что увещевания Рэма успели отложиться в спутанном сознании? Уж не в его ли словах о пустой борьбе и предвкушении было дело?
Уля огляделась. Рэм стоял у входа в метро, прислонившись спиной к стене. Он нервно затягивался сигаретой, разглядывая плитку под ногами, и выдыхал дым, а нижняя губа чуть кривилась, придавая лицу угрюмое выражение. Мимо парня прошествовала юркая брюнетка, с ног до головы завернутая в полосатое пончо. Она заинтересованно зыркнула в его сторону, Рэм с ленцой поднял взгляд, ухмылка стала еще насмешливее. Девица на ходу пожала плечами и ускорила шаг. Рэм проводил ее глазами, хмыкнул и уставился на ботинки.
«Интересно, – подумала Уля, перебегая дорогу, – каким он был до полыни? В нормальной жизни».
Когда она подошла к станции, Рэм молча кивнул и скрылся в дверях. Рассказать ему об официантке, которая завтра отправится к океану, чтобы встретить смерть от хвори, неведомой странам первого мира, Уля не успела. Но, спускаясь за ним по небольшой лестнице к переходу, она вдруг поняла, что Рэм из тех людей, для которых нормальной жизни просто не предусмотрено высшим замыслом, если такой существует на самом деле.
Они прошли по коридорчику, разделенному на два потока, и остановились у эскалатора. Рэм пропустил Улю вперед, а сам встал на пару скользящих ступенек позади.
– Сейчас мы спустимся, и ты пойдешь в центр зала. – Он наклонился вперед и нависал теперь над Улей, чтобы его шепот был слышен ей даже в постоянном гомоне метро. – Не спеши, не бойся, ничего не делай. Просто стой, все подумают, что ты кого-то ждешь. Сосредоточься на проходящих мимо. Слушай их голоса, дыхание, биение сердца. Ты должна раствориться в этом… будто тебя самой нет. Понимаешь? Ничего нет, кроме этих звуков и запахов.
– Мне закрыть глаза?
– Если так будет легче, но не суть. Все это мелочи, детали, не думай о них. Полынь сама тебя направит, главное, не бойся. – Они уже сошли со ступенек. – Я буду рядом. Ничего плохого с тобой не случится. Сегодня я могу тебе это пообещать.
И, легонько подтолкнув Улю в спину, Рэм шагнул в сторону, теряясь среди точно таких же, как он, хмурых, обычных, озабоченных повседневными трудностями. Искусство сливаться с толпой было изучено им в совершенстве.
Ульяна вобрала в себя плотный воздух, насквозь пропитанный запахом влажных курток, людским дыханием и особым, чуть кисловатым духом подземки. Лавируя между пассажирами, которые суетились у платформ, Уля добралась до низкого балкончика, нависавшего над переходом на радиальную. Полукруглые арки, подсвеченные мягкими лампами, высокий потолок, весь в россыпи мозаики, ровный ряд колонн и огромная люстра, сиявшая позолотой, – если бы только можно было убрать отсюда поток человеческих тел, то станция бы заставила Улю ахнуть от красоты и величия. Но сто тысяч мертвецов не желали исчезать. Они спешили по делам, набирали в телефонах бесконечные сообщения, улыбались чему-то своему или, напротив, хранили в себе всю злость, накопленную за день. Каждый чего-то хотел, каждый стремился к простым вещам – еде, удовольствиям, сну, теплому податливому телу рядом. И каждому предстояло умереть. Может быть, через долгие десятки лет, а может, сегодня вечером. Печать смерти виднелась на лицах почти незримо, но невозможно было стереть ее. Она чуть горчила на Улином языке, как тонкий хвостик нитки, только потяни – и все полотно разбежится под пальцами в спутанную пряжу.
Уля вдохнула еще раз и послушно закрыла глаза. Полынь нахлынула волной прилива – мощно, властно, проникая в сознание плотным туманом. Страх не заставил себя долго ждать. Но теперь Ульяна знала, что он, как и смерть, не имеет к ней никакого отношения. Это не она боится полыни, нет, это сама полынь обращается в горечь и страх каждого, кто падает в ее дымное облако, чтобы больше не встать. Потому отступать сейчас было глупым бегством по кругу. Полынь не подстерегала Улю, она просто была повсюду, показываясь из чужих зрачков в моменты наивысшего прилива, когда волны страха перехлестывали через бортик подобно бескрайнему морю, заключенному в рамки глазниц.
* * *Сто тысяч мертвецов суетились между перронами, к одному только что подъехал поезд, у второго собралась ожидающая толпа. Уля стояла в центре огромного зала, наполненного чужой смертью, готовая сделать шаг за последнюю тонкую грань, отделявшую ее от туманного поля. Сквозь плотно зажмуренные веки она просто не могла разглядеть Рэма, который застыл напротив, укрывшись за гладким боком колонны. Спрятав плотно сжатые кулаки в карманы, он закусил губу и не моргая следил за Улей, неподвижно стоявшей у перехода на соседнюю станцию. То, как тяжело вздымалась ее грудь под мешковатой курткой, как напрягались вены на тонкой шее, так нелепо торчавшей из-под линялого шарфа, как по лицу тенью пробегала судорога мигом делая его старше, даже как чуть подрагивала ладонь, которой Ульяна вцепилась в перила балкончика, – все это Рэм ловил с болезненной жадностью.
Он знал: Ульяна подошла к самому краю, за которым не будет обратной дороги. Он знал, что девушка и сама чует это, но разобраться в смутных предчувствиях вряд ли успеет. Он знал, что все идет как должно, как было уже много раз с бессчетным количеством меченых. Но когда Уля, задержавшая было дыхание, со всхлипом втянула воздух – горький, нездешний, – Рэму невыносимо захотелось броситься к ней, сбить с ног, утащить прочь, купить билет на самый далекий рейс и заставить эту идиотку сесть в самолет, убраться
