За пять лет, прошедших с того дня, когда они оба, израненные и отчаявшиеся, дали бой источнику Тьмы под замком Бергмар и одержали победу, Брайс все чаще задавал этот вопрос. И все чаще – лишь мысленно.
Когда они приблизились к столице на полсотни лиг, он уже знал. Никто не говорил ему; Брайс просто знал, потому что могла быть только одна причина, почему Яннем снова ведет себя так, словно перестал ему доверять.
В столице их приветствовали в меру пышно и в меру радостно: далеко не все одобряли странный выбор короля. Однако, островитянка или нет, королева родит Митрилу наследника, а это в любом случае повод выпить. Так что встреча прошла довольно неплохо, женщины кидали ранние весенние цветы под копыта коня Ингёр – подснежники и эдельвейсы, принесенные с верхних горных плато. Ингёр топтала цветы копытами коня, строгая, неулыбчивая, со спадающими на грудь рыжими косами поверх меховой мантии. Люди кричали ей вслед «Королева! Это наша королева!», и Брайс видел, что она им нравится.
Хотел бы он, чтобы и ему самому в происходящем нравилось хоть что-то.
У замка стоял почетный караул. Наконечники алебард, ставших парадным оружием Митрила после грандиозной победы у перевала Конрада, сверкали на весеннем солнце. Когда процессия ступила на подвесной мост, соединявший замок Бергмар с городом через провал ущелья, Брайс увидел Яннема. Тот стоял у самых ворот замка, его королевская мантия ниспадала до пят, на поясе висел церемониальный меч в тяжелых ножнах, зубья короны сверкали на солнце так же, как и лезвия алебард. Через разделявшее их расстояние Брайс видел, что его брат улыбается, и также видел, что эта улыбка натянута и фальшива.
Брайс спешился в самом начале моста, сделал Ингёр знак спешиться тоже. Протянул руку, не глядя на Ингёр, и она молча вложила ему в ладонь свои крупные холодные пальцы. Он провёл ее по мосту, и почетный караул трижды вскинул алебарды, приветствуя их победным гортанным кличем.
Яннем по-прежнему улыбался, глядя, как они подходят ближе.
Когда их разделяло три шага, Брайс остановился. Преклонил одно колено, и Ингёр вторила его примеру.
– На оба, – сказал ей Брайс, почти не разжимая губ.
Ингёр чуть заметно вздрогнула – так, что едва шевельнулся ворс ее меховой накидки. Мгновение поколебавшись, преклонила второе колено. Опустила голову.
– Мой король, – сказал Брайс, слыша, как звук его голоса подхватывает и разносит эхо над ущельем. – Я привез твою невесту.
Все эти годы он упорно продолжал нарушать церемониальный протокол – вот и теперь опять заговорил первым, хотя по этикету ему следовало дождаться приветствия короля. Улыбка Яннема на миг стала настоящей. Но только на миг. Он шагнул вперёд, взял Брайса за плечи и поднял с колен.
– Благодарю тебя, брат мой, – сказал он, даже не взглянув на стоящую на коленях дочь ярла с острова Даргор. – Ты принес мне радостную весть. Я счастлив, что могу ответить тебе тем же.
Яннем медленно, нарочито, на глазах у наблюдающих за ними солдат, свитой и толпящимся за его спиной двором, обнял своего младшего брата и прижал к груди, как и всегда, защищенной стальным панцирем. Брайс ощутил, как выбитая на панцире чеканка и гербовые цветы из листового железа царапают ему грудь.
– Прими мои поздравления, – сказал король Яннем. – Неделю назад твоя жена родила тебе сына.
Глава 2
«Слишком худая, – подумал Яннем. – Плоская, как доска. Хотя ее мать родила девятерых сыновей, порода должна быть хорошей. Но она рыжая. Тьма забери, рыжая!» Он терпеть не мог рыжеволосых женщин. В этот цвет чаще всего красились шлюхи, которых он посещал в те казавшиеся невообразимо далекими времена, когда старшие братья, Клайд и Рейнар, таскали его по борделям. Хотя с тех прошло не больше семи или восьми лет. С тех пор Яннем питал к рыжим женщинам глухое, необъяснимое отвращение. На портрете, который ему показали, когда он принимал решение о сватовстве, Ингёр Тьёдмурд казалась темной блондинкой. А даргорский посол заливался соловьем, божась, что у дочери ярла волосы цвета спелой пшеницы. Хотя Яннем мог бы уже тогда сообразить, что этот дурак с бесплодных скальных островов просто нигде не мог видеть спелую пшеницу.
Ладно. В конце концов, главное, чтобы она поскорее нарожала ему сыновей. Получать удовольствие от процесса ни ему, ни ей при этом совершенно необязательно.
– Что ж, – вполголоса проговорил Яннем. – В целом мне нравится то, что я вижу.
Ингёр – что за жуткое имя, в самом деле, язык же сломать можно – стояла перед ним, все еще в своих варварских мехах – лисьих, судя по цвету шерсти, что лишь подчеркивало неприятную рыжину ее собственных волос. Высокая, даже слишком, еще и голову задирает так высоко, точно намерена прожечь взглядом собственного будущего супруга. Любопытно. Яннему не терпелось поскорее остаться наедине с Брайсом и расспросить его во всех подробностях о поездке, о его впечатлениях от дочери ярла и ее родичей – как они приняли его, как были настроены и, самое главное, за каким демоном им вообще сдался этот брак. Они утверждали, что ради престижа – Ингёр была младшей дочерью ярла, так что, выдавая ее замуж на чужбину, ярл жертвовал не слишком многим, но в то же время получал уникальную для островитян возможность породниться с истинным королевским родом. Действительно ли ярл Харальд настолько тщеславен, и стоила ли в его глазах такая честь двадцати пяти сундуков с золотом? Яннем задумчиво оглядывал эти сундуки, с распахнутыми крышками стоящие вдоль стен и занявшие все место Малого зала по периметру, словно изощренные вульгарные украшения. Столько золота… слишком много золота за одну плоскогрудую рыжеволосую девчонку. И как раз достаточно, чтобы решить на время проблемы митрильской казны.
Если бы это было все, Яннем, пожалуй, смог бы взять себя в руки и унять неотступно преследующие его подозрения. Но это было не все.
У каждого сундука стоял воин: не меньше шести футов роста, блестящий бритый череп, пустой взгляд, крепко сжатые челюсти, бугрящиеся мускулы на обнаженном торсе (и не малейших признаков, будто кому-то из них холодно в сыром зале,
