– Это мой час славы! – с радостью говорит бабушка, а затем ее уводят к гримеру. Я почти уверена, что кроме этого они ввели ей какой-то амфетамин, потому что, когда она подходит к трибуне, то словно плюется огнем.
Обвинения против нее зачитываются долго.
Для начала эпоха позднего капитализма. Бабушка наслаждалась только ее заключительной частью, но все же поглощала немало добычи.
– Вы ели мясо? – спрашивает судья.
– Да, ваша честь, – кричит бабушка, – и сейчас не прочь, лишь бы кто достал мне чертов гамбургер!
– Вы управляли автомобилем? На бензине? Вы использовали электричество, которое сжигало уголь? У вас были пластиковые предметы? И многие другие вещи?
На экранах вспыхивает ряд изображений, которые программа по распознаванию лиц добыла из глубин сети – фотографии бабушки в молодости. На одной она играет в своей детской. На другой ей шестнадцать и она сидит за рулем своей первой машины. А вот она ест фастфуд с друзьями.
– Вот так оно и было! – кричит бабушка. – Покупать вещи не преступление! Или, по крайней мере, это не было…
Затем настало время климатической катастрофы.
– Вы ездили с протестами по столицам? Вы писали своему сенатору? Вы выключали лампочки? Вы присутствовали на митинге в Хельсинки в 2021 году?
Появились наводнения. Пришла засуха. Возникли пожары. Волна за волной приезжали переселенцы.
Теперь бабушка умеряет пыл. Это самое волнительное событие, которое она пережила, по крайней мере, за последние десятилетия. И оказывается, что вводить амфетамин пожилым людям – не очень хорошая идея.
– Нам всего не хватало, – говорит она. – Еды. Воды. Домов. Мы должны были построить стену, а «диписы» продолжали проходить через нее и все время проводили диверсии. Точно так же, как сейчас, они бы все взорвали. Копы раздавали винтовки всем, кто хотел их взять. Они были не против нашей помощи.
– Вы убивали переселенцев?
– Это не было убийством. Обычная самозащита.
– Сколько людей вы убили? Троих? Четверых? Шестерых? Десятерых? Были ли среди них дети?
– Мы сделали это ради вас, – говорит бабушка. – Черт побери, мы думали, что вы, власть имущие кретины, будете нам благодарны.
Хейли Уилсон, она же бабушка, была признана виновной в преступной халатности, причастности к массовому убийству и разрушению климата четвертой степени, а также в неуказанном числе преступлений против человечества. (Они не смогли определить точное количество убитых ею беженцев.)
– За эти преступления суд приговаривает вас к проживанию остатка ваших дней в Доме престарелых. Все ваше оставшееся имущество будет конфисковано государством. Увести подсудимую Хейли Уилсон. Следующий!
* * *В прошлом году, когда объявили результаты детской лотереи, мы с мамой не на шутку поссорились. Она говорила:
– Не волнуйся, это случится, продолжайте пытаться. У твоего брата получилось с первой попытки! Это дело случая.
Она постоянно строит из себя эксперта. Но это не так. Когда она была в моем возрасте, у них не проводилась детская лотерея. Она родила двоих детей, когда, честно говоря, даже одного ребенка было много. А теперь и подавно – рушащийся город и без того заполнен людьми. Места всем не хватит.
И поэтому я ответила:
– Ты заварила эту кашу. Это твоя ошибка. Ты была эгоисткой. А теперь страдаю я.
Очевидно, все получилось не слишком хорошо.
В этот раз, чтобы избежать подобных перебранок, мы с Арнавом спланировали все заранее. Мы приходим в парк, где можем спокойно сидеть у фонтана, пить из нашей фляжки, держаться за руки и ждать результатов.
Когда на наших устройствах появляется сообщение, мое сердце уходит в пятки, и я до тошноты боюсь его прочесть.
– Открой его, – говорю я Арнаву. – Скажи мне, что там.
Я зажмуриваюсь и жду его слов. Вместо этого он целует меня, и я чувствую, как на щеки падают его слезы.
– Мы выиграли, – говорит он. – У нас получилось. Пойдем делать ребенка.
Посмеявшись и поплакав, мы идем делиться новостью с семьей.
Йен Хокинг
Улетай, Питер
Ежедневно в четыре часа пополудни фрау Гёт отправлялась на старую станцию очистки воды в чаще леса. Сегодня шел дождь, и ее обычная получасовая прогулка растянулась до сорока минут. С собой у нее были часы с репетиром[9], когда-то принадлежавшие ее дедушке. Часы как всегда работали безукоризненно. Она видела, что опаздывает.
Понадобилось много лет, прежде чем станция – L-образное сооружение, состоящее из трех зданий с рифлеными крышами и покосившимися стенами – смогла снабжать водой Реклингхаузен. Водный канал иссяк за несколько лет до того, как родилась фрау Гёт. Чтобы туда не падали люди, канал засыпали щебнем и дровами, но, несмотря на все предпринятые меры, прошлой весной на этой свалке пропало как минимум двое детей из Дома. Они бродили по таявшим глыбам льда и провалились. Откапывать тела было слишком опасно, поэтому люди не придумали ничего лучше, чем установить кресты.
Лесная дорога к станции превратилась в грязевой поток. Он прерывался в десяти метрах от входа, там в луже плескались две маленькие птички. За каждым отряхиванием следовала пауза, как будто кто-то сделал серию снимков и теперь поочередно их перелистывал.
В мае снег шел без остановки, но сейчас, в начале июня, дождь его смыл. Дождь шел с востока, а значит, состоял преимущественно из черной грязи. Никто не знал о том, что происходит на востоке: некоторые говорили, что он обезлюдел, другие шептались, что там назревает что-то скверное. Фрау Гёт отбрасывала второй вариант, списывая его на давний страх немцев, мол, если грядет какая-то опасность, она придет с востока.
Приподняв серую юбку, чтобы избежать грязевых брызг, и одновременно следя за чулками, она шагнула на плиту перед дверью. Плита была надгробием с кладбища, когда-то принадлежавшего аристократам из закрытой северной части станции. Дверной замок, как и имя барона на надгробии, был давно растоптан.
Она заметила, что ведро с водой, в котором дети мыли ноги, покрылось коркой льда. Надо бы его сколоть. У фрейлейн Зигрид появилась работенка.
Дверь распахнулась – стоило лишь слегка ее толкнуть. В помещении царил тусклый свет, проникавший через высокие грязные окна. Но треть солнечных батарей на крыше все еще работала, и из-за того, что на одном из заводских зданий была действующая батарея, она сможет включить электрическое освещение, когда прибудут дети. Она с удовлетворенным кивком заметила, что флажки все так же висят, а демонстрационные доски на месте и надлежащим образом украшены. В маленькой коробочке за почтовым ящиком лежал конверт. Взяв его в руки, фрау Гёт почувствовала, как замирает сердце.
За следующие пятнадцать минут в ее голове пронеслись события двадцатилетней давности, начиная с того дня, когда она впервые прибыла в этот район и вызвалась волонтером в Дом. В те дни в Доме было светло, и он хорошо отапливался, а зеленая краска на стенах придавала ему вид весеннего цветущего леса.
Ее офис находился в комнате с
