С небольшой помощью Великой и Могучей Черепахи погрузчик по идеальной траектории пролетел через весь склад и впечатался в стену. Толстяк выпал из кабины и шлепнулся на груду книг без обложек. Лишь теперь Том заметил, что Тахион лежит на полу в том самом месте, где только что стоял погрузчик. Его рука странным образом болталась, а от маски цыпленка почти ничего не осталось. С трудом поднявшись на ноги, Тахион что-то прокричал и, спотыкаясь, побежал. Куда он, черт возьми, спешит?
Том нахмурился и постучал рукой по неисправному монитору. Изображение стабилизировалось, стало четче, чем когда бы то ни было. Том увидел мужчину в пальто, склонившегося над лежащей на матрасе женщиной. Она была очень красивой и грустно, смиренно улыбнулась, когда мужчина приставил к ее голове револьвер.
Тахион на ватных ногах обогнул бумагорезку. Вокруг себя он видел лишь красное пятно, сломанные кости с каждым шагом стучали друг о друга. Вот он, Баннистер, тычет Ангеллик стволом револьвера. Ее кожа уже почернела в том месте, куда должна отправиться пуля. Сквозь слезы, страх и боль Тахион вошел в разум Баннистера и взял над ним верх… ровно в тот момент, когда Баннистер нажал на спусковой крючок. Тах зажмурился, почувствовав отдачу у себя в голове, и услышал выстрел сразу двумя парами ушей.
– Не-е-е-е-е-е-е-е-е-ет! – истошно завопил он.
Не открывая глаз, он упал на колени. Последним приказом он заставил Баннистера отбросить револьвер, но большой – да что там, никакой – пользы от этого уже не было, он опять опоздал, как всегда опоздал, просчитался, потерпел неудачу. Ангеллик, Блайз, его сестра, все, кого он любил, – теперь в живых не осталось никого. Скорчившись на полу, он представил в уме множество разбитых зеркал и кровавую, болезненную Свадебную пляску, и провалился во тьму.
Когда Тахион очнулся, в нос ему ударил едкий запах больничной палаты. Под головой была хрустящая накрахмаленная подушка. Он открыл глаза.
– Дес, – тихо произнес он и попытался подняться, но что-то его держало. Окружение расплывалось перед глазами.
– Доктор, вы на вытяжке, – сказал Дес. – Ваша правая рука сломана в двух местах, а про кисть и говорить не хочется.
– Прости, – сказал Тах. Он готов был расплакаться, но слезы не шли. – Мне так жаль. Мы сделали все возможное, но я… Прости, я…
– Тахи, – раздался ее спокойный хриплый голос.
Действительно, она стояла у койки, одетая в больничный халат. Ее черные волосы обрамляли насмешливо улыбающееся лицо. Она зачесала их вперед, чтобы прикрыть лоб, на котором красовался жуткий зеленовато-фиолетовый синяк. Кожа вокруг ее глаз покраснела и облупилась. На мгновение Тахион решил, что умер, сошел с ума или бредит.
– Тахи, все хорошо. Я жива. Я здесь.
Тахион оцепенело уставился на нее.
– Ты умерла, – произнес он отрешенно. – Я опоздал. Я слышал выстрел. Он уже был у меня под контролем, но слишком поздно – я почувствовал отдачу револьвера.
– А ты почувствовал, как он дрогнул? – спросила Ангеллик.
– Дрогнул?
– На пару дюймов, прямо в момент выстрела. Этого хватило. Меня довольно сильно обожгло, но пуля попала в матрас в добром футе от моей головы.
– Черепаха? – хрипло выдавил Тахион.
Ангеллик кивнула.
– Он дернул револьвер в момент выстрела, а ты заставил ублюдка Баннистера выбросить пушку и не дал сделать второй выстрел.
– Вы победили, – сказал Дес. – Двоим удалось уйти, но остальную троицу, включая Баннистера, Черепаха изловил. А в качестве улики представил чемодан с двадцатью фунтами чистейшего героина. Как выяснилось, склад принадлежал мафии.
– Мафии? – не понял Тахион.
– Организованной преступной группировке, – пояснил Дес.
– Один из задержанных уже вовсю дает показания, – сказала Ангеллик. – Он во всем сознался – во взяточничестве, торговле наркотиками и убийствах в «Доме смеха».
– Может, теперь у нас в Джокертауне даже нормальные полицейские появятся, – с надеждой добавил Дес.
Тахион почувствовал не просто облегчение, а нечто большее. Ему хотелось поблагодарить Деса и Ангеллик, расплакаться от радости за них, но ни слова, ни слезы так и не пришли. Он был счастлив, но слишком слаб.
– Значит, я победил, – выдавил он наконец.
– Победил, – кивнула Ангеллик и взглянула на Деса. – Можешь на минутку выйти?
Когда они с Тахионом остались наедине, Ангеллик уселась на край кровати.
– Хочу тебе кое-что показать. Давно следовало это сделать, – она поднесла к лицу Таха золотой медальон. – Открой.
Это было непросто сделать одной рукой, но Тахион справился. Внутри оказалась маленькая вырезанная фотография лежащей в постели старой женщины. Руки ее были тонкими – только кожа да кости, а лицо исказилось в жутком оскале.
– Что с ней? – спросил Тах, опасаясь услышать ответ. Еще один джокер? Еще одна жертва его ошибок?
Ангеллик взглянула на кривую старушку, вздохнула и со щелчком закрыла медальон.
– Ей было четыре, когда ее переехала повозка в Маленькой Италии. Лошадь наступила ей на голову, а колеса повозки раздробили позвоночник. Это было… да, в тысяча восемьсот восемьдесят шестом. Она выжила, но осталась парализованной, и не могла вернуться к нормальной жизни. Шестьдесят лет эта девочка провела прикованной к постели. Она не могла ни есть, ни мыться без посторонней помощи. Не могла читать. У нее не было друзей, если не считать монахинь, что за ней приглядывали. Иногда она жалела о том, что не умерла. Она фантазировала и представляла, каково это – быть красивой и любимой, танцевать и осязать окружающие предметы. Прикасаться к предметам – этого ей хотелось больше всего, – Ангеллик улыбнулась. – Тахи, мне давно стоило тебя поблагодарить, но мне тяжело показывать эту фотографию. Просто знай, что я благодарна тебе – теперь вдвойне. Все напитки в «Доме смеха» будут для тебя бесплатны пожизненно.
Тахион уставился на нее.
– Не нужны мне больше напитки, – произнес он. – Хватит, – он знал, что выдержит. Если Ангеллик терпела такую боль, какое оправдание он мог найти для себя? – Ангеллик, – сказал вдруг он, – я знаю средство лучше героина. Я был… Я биохимик. На Такисе тоже есть наркотики, и я могу изготовить тебе обезболивающие. Мне нужно будет лишь провести с тобой несколько опытов. Попробую сделать что-то, что тебе подойдет. Мне, конечно, понадобится лаборатория, а это недешево, но само лекарство не будет стоить почти ничего.
– Я найду деньги, – ответила Ангеллик. – Продам «Дом смеха» Десу. Но ты задумал нарушить закон.
– В задницу законы! – вспылил Тах. – Мы ведь никому не расскажем?
Слова посыпались из его рта, как из рога изобилия: он говорил о планах, мечтах, ожиданиях, о потерях и горестях, которые топил в коньяке и «Стерно». Ангеллик смотрела на него с удивлением и улыбкой, а когда действие болеутоляющих прошло, и рука Тахиона вновь принялась дрожать, он вспомнил старые уроки и отогнал боль, а заодно, как ему показалось, и часть своей вины.
