Некоторое время я просто крался среди деревьев, избегая хижин. То и дело откуда-нибудь доносились приглушенные ругательства, но я старался не пугаться. И тут впереди я увидел Ди Спаркса. Тропинка не была прямой, она петляла и извивалась, так что мне было плохо его видно, но серебристую простыню нельзя было ни с чем спутать. Прибавив шагу, я мог нагнать Ди прежде, чем он сделает какую-нибудь глупость. Подтянув костюм повыше, я побежал.
Тропинка пошла под уклон. Я не понимал, что происходит. Только что Ди был прямо передо мной, но стоило немного спуститься, как он исчез из вида. Пройдя еще несколько шагов, я остановился. Тропинка стала круче. Побежишь – и тут же покатишься кубарем вниз. Женщина издала очередной жуткий звук, донесшийся, как мне показалось, сразу отовсюду. Будто все вокруг было изранено. Я чуть не разревелся. Казалось, все вокруг умирает. Вся эта хэллоуинская мишура – не просто байки. Все это на самом деле – ты ничего не знаешь и никому не можешь доверять. Вокруг тебя смерть. Я едва не упал и не расплакался. Я был растерян и не знал, вернусь ли когда-нибудь домой.
А затем случилось худшее из всего, что могло случиться.
Я услышал, как женщина умерла. Звук был тихим – как вздох, но этот вздох раздался одновременно повсюду, и прямо у меня в ушах. Едва слышный звук тоже может быть громким, оглушительным. От ее вздоха я чуть не подпрыгнул, а моя голова чуть не раскололась.
Спотыкаясь, я метнулся обратно на тропу, на ходу вытирая слезы костюмом, и тут услышал мужские голоса по левую руку от себя. Один мужчина повторял непонятное мне слово, а другой приказывал ему заткнуться. Позади меня кто-то побежал – кто-то крупный, тяжеловесный. Я бросился наутек, но ноги запутались в простыне, и я покатился с холма, стукаясь головой о камни, задевая деревья и все, что попадалось на пути. Бах-бух-бам-хрясь-дзынь-динь-донь! Ударившись о что-то большое, я очутился в воде и долго не мог подняться. Простыня вся перекрутилась. В ушах звенело, перед глазами стояли звезды – не настоящие, а желтые, синие, красные. Когда я попытался сесть, чертова простыня потянула меня назад, и я плюхнулся лицом в холодную воду. Выкручиваясь, как лиса в капкане, я наконец смог сесть прямо и увидеть край настоящего неба. Освободив руки, я рванул простыню и проделал в ней дыру, достаточную, чтобы просунуть голову целиком.
Я сидел в ручье у поваленного дерева. Это дерево остановило меня. Все тело чертовски болело. Я не понимал, где нахожусь. Не знал даже, смогу ли встать. Опершись руками на ствол, я попробовал подняться. Проклятая простыня порвалась пополам, колени едва не выгнулись в обратную сторону, но я все же встал. А по другую сторону ручья навстречу мне из леса шел Ди Спаркс.
Вид у него был не лучше моего, ноги заплетались. Между деревьями мелькала его серебристая простыня. Ди был в панике, и я видел, что ему тоже больно. Но в следующий раз белое пятно мелькнуло в десяти футах над землей. Нет, прошептал я про себя и зажмурился. Тот, кто приближался ко мне, не был Ди. Он излучал гнетущее, всеобъемлющее отчаяние. Я отбивался от этого чувства как мог. Мне было всего одиннадцать лет, и я не хотел настолько рано переживать такое. Подобное чувство в одиннадцать лет может окончательно и бесповоротно изменить твою жизнь, перевести ее в другое измерение.
Но оно все же настигло меня. Видишь? Я сколько угодно могу это отрицать, но изменить то, что произошло, мне не под силу. Я открыл глаза и больше не увидел белого пятна.
Это было едва ли не хуже. Мне все же хотелось, чтобы этим пятном оказался Ди Спаркс – как обычно безрассудный и отчаянный, бешено носящийся вокруг и лазающий по деревьям, чтобы напугать меня. Но это был не Ди Спаркс, а это означало, что мои худшие опасения подтвердились. Все вокруг умирало. Ты ничего не знал, никому не мог доверять, ты был потерян посреди необъятного океана смерти.
Большинство людей утверждают, что когда ты взрослеешь, то перестаешь верить во всякие хэллоуинские штуки. Со мной все наоборот: чем старше я становлюсь, тем лучше понимаю, что самые жуткие страхи окружают нас постоянно, как воздух, которым мы дышим.
Я таращился на то место, где в последний раз заметил белое пятно, мысленно желая вернуться во времени в тот момент, когда я еще не заметил мчащегося по Меридиан-роуд доктора Гарленда. Должно быть, на моем лице было такое же выражение, как у доктора – теперь я понимал, что призраков в самом деле можно увидеть. Тут сквозь звон в голове донеслись тяжелые шаги, которые я прежде слышал, и, обернувшись, я встретился лицом к лицу со своим преследователем. В ту секунду мне показалось, что призрак, который я увидел, был моим собственным.
Эдди Граймс был здоровенным, как дуб. В руке у него был длинный нож. Его ноги заскользили, и он съехал по склону к ручью, но я и не думал бежать: удрать от него, даже пьяного, было невозможно. Я лишь отступил к поваленному дереву и наблюдал. От страха я потерял дар речи. Рубашка Эдди Граймса была нараспашку, на животе и груди красовались длинные шрамы. С тех пор, как его убили на танцах, он воскресал еще по меньшей мере дважды. Вскочив на ноги, он двинулся на меня. Я раскрыл рот, но не смог выдавить ни слова.
Эдди Граймс приблизился еще на шаг, но вдруг остановился и взглянул на меня. Он опустил нож. От него несло потом и спиртом. Он ничего не говорил, просто смотрел на меня. Эдди Граймс знал меня в лицо, знал, как меня зовут, знал всю мою семью – даже в темноте он не мог меня ни с кем перепутать. Тут мне стало ясно, что Эдди сам перепуган, будто бы это он, а не я, увидел призрака. Еще пару секунд мы молча стояли по щиколотку в воде, после чего Эдди указал ножом куда-то на противоположный берег.
Этого было достаточно. Мои ноги вновь обрели силу, и я напрочь позабыл о боли и усталости. Когда я перевалился через лежащий ствол, Эдди опустил нож. Шлепая по воде, я поднялся на холм, хватаясь за кусты. Ноги замерзли, одежда насквозь промокла и перепачкалась грязью, я весь дрожал. На полпути к вершине холма я обернулся, но Эдди уже не увидел – будто его
