– Миша сходит за помощью в ваш лагерь, а вы можете остаться здесь – ухаживать за раненым, – вдруг сказал Петр, словно почувствовав замешательство геодезистов. Это была самая длинная фраза, прозвучавшая из его уст за все время беседы.
– Но как Миша найдет дорогу? – спросила Перова.
– Пройдет по вашим следам. Лагерь расположен вверх по реке?
Перова кивнула, и Петр, мотнув головой в сторону двери, дал безмолвный приказ Мише – отправляйся в путь.
– Он пойдет на ночь глядя? – удивилась Перова, наблюдая, как Миша, поправив лук за спиной, послушно вышел из дома в сгустившийся вечерний сумрак. С улицы тянуло прохладным воздухом с едва ощутимым душком подгнившего мяса.
– Он хорошо знает лес, – сухо пояснил Петр. – Чем быстрее он приведет помощь, тем лучше для вас.
Он кивнул на Комарина, распластавшегося на топчане. Грудь его часто вздымалась, лоб блестел от испарины. Перовой не хотелось этого признавать, но отшельник был прав: оставить Комарина она не могла, и его спасение зависело от того, как быстро Миша доберется до Бурова.
– Переночуете в сарае. – В голосе Петра послышались властные нотки. – Лето теплое, не замерзнете.
Перова переглянулась с Комариным. Беспокойство и сомнение на его лице были столь же отчетливыми, как и капли пота на лбу. Перова сглотнула вязкий ком в горле: им предстояло провести ночь в затерянной посреди глухой тайги заимке в компании одичалых отшельников.
Петр оставил геодезистов в покосившейся пристройке рядом с избой.
– Нужник за домом, – бросил он перед тем, как уйти.
Не попрощавшись, Петр закрыл за собой скрипучую дощатую дверь. Комарин с мучительным стоном осел на земляной пол, вытянув раненую ногу. Когда шаги за стеной стихли, Перова включила фонарик и огляделась. Они находились в узком помещении, сколоченном из досок. Окон не было, и казалось, будто тьма подкрадывалась со всех сторон, угрожая проглотить робкий луч фонарика. У дальней стены громоздились два массивных сундука. Уложив Комарина на один из них, она заметила сваленный в углу хлам: старые веники в паутине, кочергу, сломанные доски с облупившейся краской, мешки с тряпьем, от которых несло плесенью. Перова выудила из груды барахла обломок тонкой доски и примотала его бинтом к ноге Комарина.
– Как думаешь, Миша правда пошел за помощью? – стиснув зубы от боли, спросил Комарин, когда Перова закончила накладывать шину.
– Не знаю, – тихо ответила она, протягивая коллеге две таблетки анальгина и флягу с водой. – Подождем до завтра. Посмотрим, как будет развиваться ситуация. В любом случае одного я тебя не брошу.
Перова ободряюще улыбнулась Комарину. Запив лекарство, он откинулся на спину и закрыл глаза. За стеной, из глубины дома, раздавались приглушенные голоса Петра и Ульяны – похоже, они о чем-то спорили, но разобрать и без того невнятную речь не представлялось возможным. Перова устало рухнула на сундук и даже не заметила, как провалилась в черный сон.
Ее разбудил приглушенный звук со стороны дома. Перова приподнялась, поеживаясь от ночной прохлады. Она вгляделась в едкий мрак, но не смогла ничего разглядеть. На соседнем сундуке, тихо постанывая от боли, спал Комарин.
За стеной хлопнула дверь – кто-то вышел из дома. Семейство Сивцовых казалось Перовой странным и пугающим, и, поразмыслив немного, она решила, что нет смысла торчать в сарае, пока снаружи происходит что-то непонятное и потенциально опасное для них с Комариным.
Стараясь не шуметь, Перова спустилась с сундука и подошла к двери. Медленно приоткрыла ее и, высунув голову в образовавшуюся щель, выглянула наружу, разглядывая территорию заимки. В свете луны остовы полуразрушенных изб казались почерневшими от древности руинами, навеки застывшими в серебристой дымке.
Двор был пуст, и невнятное бормотание Сивцовых раздавалось теперь откуда-то сзади, из-за дома. Собравшись с духом, Перова выскользнула из пристройки. Она обогнула избу и, спрятавшись за дровницей, осторожно вытянула голову.
Перед ней открылось широкое пространство позади дома – это была заросшая высокой травой поляна, на краю которой скособочился приземистый домишко. Возле него замерли Петр, Ульяна и Зоя – Перова без труда различила их силуэты в холодном сиянии луны. Отшельники держались за руки, воздев головы к звездному небу. Петр что-то исступленно бубнил, и до Перовой доносились обрывки странных, пугающих фраз:
– …Матушка родимая, нас защити… Силы дай со стрекотом справиться… Мише родному путь покажи… Упаси нас от стрекота, как спасала все годы…
Ульяна и Зоя, не отрывая глаз от сиявшего ртутным светом неба, повторяли за Петром, и речь их – невнятная, лихорадочная, фанатичная – напоминала молитву безумцев. Перова почувствовала, как напряглись ее мышцы, – согнувшись, она вцепилась одной рукой в край дровницы, не в силах отвести взгляд от странного действа на поляне.
Закончив невменяемое бормотание, Сивцовы разомкнули руки, а затем друг за другом – первым пошел Петр, потом Ульяна и Зоя – скрылись в покосившемся доме на краю заимки. Перова шумно вздохнула. Она так долго простояла, задержав дыхание, что от холодного воздуха, наполнившего легкие, закружилась голова.
Увиденное не укладывалось в сознании. Кому молились Сивцовы? От кого просили их защитить? Кто живет во втором доме? Мысли толкались, опережая одна другую, и Перовой не терпелось вернуться к Комарину, чтобы обо всем ему рассказать. Она опасалась подойти поближе к дому, чтобы подслушать или подсмотреть происходящее внутри, и была права: спустя мгновение Сивцовы выбрались на поляну. Понурив головы, они направились к своей избе, и Перова спешно покинула место засады.
Она влетела в сарай к сопящему во сне Комарину и, закрыв дверь, прислушалась сквозь шум дыхания и грохот сердца в груди. Со стороны избы доносились приглушенные голоса Сивцовых: отшельники возвращались к себе домой.
Перова так и не смогла уснуть до самого утра, напряженно прислушиваясь к малейшим шорохам за дверью. В руке она сжимала кочергу, вытащенную из груды хлама в углу, – на тот случай, если Сивцовы вдруг ворвутся в пристройку.
Когда проснулся Комарин, Перова включила фонарик и осмотрела его ногу. Выглядела она скверно: голень еще больше распухла, кожа вокруг раны приобрела пунцовый оттенок и казалась горячей на ощупь.
– Дело дрянь? – скривился от боли Комарин, когда Перова обрабатывала рану йодом.
– Возможно, это еще не самое плохое, – тихо ответила она, перематывая ногу свежим бинтом.
Перова рассказала Комарину о ночном происшествии. Он слушал, не перебивая, – лишь в бледном утреннем свете, лившемся сквозь щели в досках, испуганно блестели его глаза. Когда Перова закончила, Комарин сдавленно проговорил:
– Нам нужно убираться отсюда.
– В таком состоянии ты не пройдешь и шагу, – потерев лоб, устало проговорила Перова. – У тебя лихорадка, и нужно дождаться, когда спадет воспаление.
– Думаете, Миша не приведет Бурова?
– Надеюсь, что
