– Лаки!
Катя дернулась, а вот пес и ухом не повел. Он дождался, пока лифтовые двери сомкнутся, потом нехотя развернулся и побрел к хозяину, успев обменяться с Катей взглядами. Умные янтарные глазки в одно мгновение внушили ей какое-то потустороннее спокойствие. Лаки будто подал сигнал, мол, все в порядке, я проверил. Обращайся.
– Вы уж простите, если напугали.
– Да ничего.
– На самом деле Лаки хороший. – Сосед присел рядом с псом и потрепал того за холку. – Вредный, но хороший. Просто привыкнуть надо.
– То есть за бочок не ухватит? – спросила Катя, чувствуя, как потихоньку уходит страх. Как дикий лесной зверь превращается в мудрого Акелу из любимого мультика.
– Не должен. Хотя спать на краю я не рискую. Меня, кстати, Андрей зовут.
– Катя.
– Предлагаю сразу на «ты», чего официальщину разводить.
– Я только за.
Андрей был лет на десять старше Кати. Такой классический, чуть помятый русский мужик с большими кулачищами и добрым лицом.
– Ну и отлично. Наконец-то приятное знакомство, да, Лаки? А то ходят тут всякие.
– А Лаки, стало быть, Счастливчик?
– Не совсем. Это сокращение от Волколака.
Катя выгнула брови, и Андрей хохотнул.
– Мне его друзья привезли, они же и называли. Такое вот у них чувство юмора, что поделать.
Под внимательным взором Лаки они перебросились парой фраз, посмеялись над какой-то ерундой и распрощались. Обычный разговор двух малознакомых людей. Но по дороге на свой этаж Катя смотрела в зеркало лифта и улыбалась.
Когда она закрывала за собой входную дверь, в дальнем углу лестничной площадки загудело, прыснуло светом. Грузовой лифт. Катя заперлась на оба замка и прильнула к глазку. Здесь, на двенадцатом этаже, сдавалась только ее квартира. Другие стояли пустыми.
Чертов лифт сломался в первых числах ноября – теперь он был как бы сам по себе, произвольно поднимался и опускался, открывал двери в ожидании случайных пассажиров, а потом продолжал свое странное путешествие. Иногда в шахте грохотало так, будто там не новенький лифт, а доисторическая махина. От этого шума Катя постоянно просыпалась, ей казалось, что на этаж кто-то приехал, топает по коридору, скребется в дверь. Почему-то именно скребется… Лифт откровенно раздражал и не давал выспаться, но ремонтировать его, похоже, никто и не думал.
– Чтоб тебя совсем отключили, – сказала Катя, когда из кабины так никто и не вышел. Сказала негромко, чтобы снаружи не услышали. На всякий случай.
Заниматься делами не хотелось. Вообще ничем заниматься не хотелось, тем более что завтра будильник вновь поднимет в семь утра.
Катя наскоро перекусила, посмотрела очередную серию «Теории большого взрыва» и без сил рухнула на кровать.
Вместе с мокрым снегом к окну липла темнота. Белое крошево гипнотизировало, подталкивало в забытье. Катя медленно проваливалась в сон, уже не различая, что реально, а что нет.
Вдалеке ревела сирена и слышался волчий вой. В лабиринте высоток звонили колокола. В дверь осторожно стучали.
Тук-тук-тук, Пенни.
Под взглядом светящихся лампочек роутера, жутко похожих на умные янтарные глаза, Катя уснула.
Настроение который день было паршивое, потому что погода, работа, учеба – и никуда от этого не деться. Поначалу Катя еще держалась на энтузиазме, окунувшись с головой в занятия и в новую жизнь, но с наступлением зимы соскользнула в состояние, которое нормальные люди называют депрессией, а ненормальные – повседневностью. Каждый новый день казался калькой прошедшего: Катя просыпалась, когда было темно, ехала на работу, потом отправлялась на пары и возвращалась домой, вымотанная до предела, в той же зимней темноте. При таком графике даже выходные не особо радовали, потому что на горизонте всегда маячило серое завтра.
А еще эта церковь…
Из окон Катиной квартиры был виден скос ее деревянной крыши и прямоугольная башенка. Казалось, что в этой башенке постоянно кто-то стоит, будто неведомый служитель церкви осматривает окрестности и подмечает новых прихожан.
Окна не спасали от перезвона колоколов. Катя слышала его по ночам или рано утром, просыпалась раньше будильника и уже не могла заснуть. В Интернете нашлась информация, что церковь в общем-то не должна бить в колокола каждый день. По субботам или по праздникам – другое дело. Но у местных служителей (или как их вообще называть?) было свое мнение.
Впрочем, Катя понимала, что не будь она такая уставшая и раздражительная, ей было бы наплевать и на лифт с церковью, и на другие мелкие неудобства. Этот период нужно просто пережить. Сдать сессию, справиться с новогодней кутерьмой на работе, и тогда можно будет выспаться и побездельничать. Но пока приходилось терпеть, стиснув зубы, и верить в лучшее.
Она выпрыгнула из трамвая в метель, и холодный ветер неприятно облизнул лицо. День сурка, не иначе. Ночь, улица, фонарь, но без аптеки, а с тротуаром, который огибал «хрущевки» и вел Катю к району новостроек.
Редкие прохожие растворились в темноте и завихрениях снега. Звуки сделались глухими и далекими, был слышен только свист ветра. Слева мелькали пятнышки фар проезжающих автомобилей, но дорога вскоре скрылась за домами.
Где-то залаяла собака, а потом вдруг взвился сквозь ветер протяжный животный вой. Катя вздрогнула, отвлекшись от мыслей, завертела головой, осматриваясь. За забором слева поднимался бетонный каркас, облепленный кранами и строительными лесами. Справа рыли котлован, огородившись сеткой-рабицей. Густой снег мельтешил в свете фонарей.
Вой оборвался так же резко, как и начался. Почудилось, что сзади кто-то есть – Катя обернулась, запуская руку в карман и нащупывая газовый баллончик. Видимость была паршивой, снег растворялся в черноте через полтора-два метра. В проволоке на заборе трепыхалась старая спецовка. Катя вглядывалась в ночь несколько секунд, засекла движение – в свет фонаря выбежал бродячий костлявый пес, просеменил мимо, не обратив на Катю внимания, и исчез.
Снова раздался вой, и Катя ускорила шаг. Под ногами намело, в снегу виднелись цепочки собачьих следов. За распахнутыми настежь воротами мелькнула церквушка – Катя бросила на нее взгляд и остановилась от удивления: у церквушки собрались собаки. Штук десять или даже больше. Они сидели вокруг крыльца, задрав морды, и смотрели на дверь. Из окон лился мягкий красноватый свет. Дверь отворилась, и в метель на крыльцо вышел человек с ведром. Темный силуэт явно был мужским – высокий, плечистый. Собаки оживились, принялись вертеть хвостами. Кто-то взвыл, а в следующую секунду взвыли все собаки разом. Кате показалось, что человек на крыльце тоже взвыл, задрав голову к черному беззвездному небу. Это все напоминало какой-то сумасшедший ритуал.
Незнакомец высыпал содержимое ведра в снег. Вой затих, собаки бросились к угощению. Сквозь шум ветра сложно было что-то услышать, но Катино воображение живо подбросило звуки рвущейся
