Томас невесело смеется.
– Откуда мне знать? Мне шестнадцать. У меня не было девушки, но и парня тоже не было. Так что не беспокойся.
– Я и не беспокоюсь, – тихо произносит Тереза. – Во всяком случае, не из-за этого. Что меня тревожит, так это… это вы с Питером. Как вы будете теперь без отца. – Она долго смотрит в чистое голубое небо. – И еще я переживаю, что будет со мной. Через пару лет ты уедешь учиться в университет. Я знаю, что это эгоистично, но мне страшно остаться одной.
– С тобой всегда будет Питер. Ему всего восемь. Так что он еще долго никуда не уедет. А к тому времени, когда и он соберется покинуть дом… что ж, кто знает. Возможно, у меня тогда уже будет семья, дети, и я буду жить с ними здесь, в Кавершаме.
Тереза улыбается, и эта первая улыбка, которую Томас видит на ее лице за последнюю неделю.
– Ты правда так думаешь?
В дверях крематория появляется викарий и делает знак Терезе. Она говорит:
– Мы готовы.
Томас берет ее за руку, и Тереза крепко ее сжимает. Она выглядит постаревшей, опустошенной и высохшей, и Томас испытывает чувство вины из-за того, что он не чувствует себя, как она, что он не чувствует… вообще ничего. В его сердце нет ни облегчения, ни печали, ни чувства утраты. Камень не свалился с его души. Потому что – как вдруг ему стало ясно – Фрэнк Мейджор не забрал свои тайны с собой в могилу, он просто передал их Томасу, возложив на него тяжкий груз своих измен.
– Спасибо, папа, – бормочет Томас.
Тереза смотрит на него и вновь слабо улыбается.
– Я знала, что между вами все-таки все наладится.
Толпа почтительно дожидается, пока Тереза, Томас и Питер не войдут гуськом, держась за руки, в крематорий; затем все остальные тоже просачиваются внутрь, слушают хвалебную речь о том, какой любовью и уважением пользовался Фрэнк Мейджор среди своих друзей, родных и близких, после чего его тело отправляется в печь с температурой 1800 градусов по Фаренгейту.
Томас начинает ненавидеть своего отца еще немного сильнее. Сейчас, в 1988-м, он должен быть здесь, а не в могиле. Он должен быть рядом с мамой, они должны были стареть вместе. А теперь ей остается лишь ждать, как дети вырастут и покинут ее. Томас знает, что для нее будет большим ударом, когда в конце лета ему придется уехать. Но так уж заведено, что всем детям приходит время покинуть родительское гнездо. И именно этого хотят для них все родители. Чтобы они добились успеха в жизни. Чтобы они были счастливы.
Тереза оборачивается и улыбается Томасу, вытирая руки кухонным полотенцем. Дождь яростно стучит в стекло, делая размытым открывающийся из окна вид на сад.
– Доброе утро, соня. Вот когда будешь в университете, там уж тебе придется вставать пораньше.
Томас кивает и заглядывает в холодильник за завтраком. Намеренно ли она так делает или нет, но его из-за этих слов захлестывает жгучее чувство вины за то, что он собирается уехать и оставить ее одну с Питером. Лучше бы она пока не упоминала об этом.
– Что будешь делать сегодня?
– Встречаюсь с Лорой, – говорит Томас в глубь холодильника. – Может, зайду в магазин пластинок. Прогуляюсь немного.
– А когда ты собираешься уходить?
Томас высовывает голову из холодильника.
– Не знаю. Где-то в обед. А что?
– Мне нужно отвести Питера к зубному. Он сейчас на пруду с друзьями. Ты можешь сходить за ним где-то через полчаса? Я говорила ему, во сколько нужно вернуться, но он оставил свои часы на буфете.
Томас кладет два печенья «Поп-тартс» в тостер и наливает себе стакан апельсинового сока. Потом берет часы с буфета и кладет их в карман.
– Хорошо, сейчас позавтракаю и схожу за ним.
Оглядываясь впоследствии на тот момент, с такой ясностью сохранившийся в его памяти, словно в янтаре, Томас жалеет о том, что не может перенестись назад, через все эти годы, затрясти себя и закричать изо всех сил: «Иди! Иди прямо сейчас! Беги! Не медли!»
14
Письмо
Джеймс приходит домой первым и, толкнув плечом дверь, вскрикивает: его кость стукается о деревянное полотно, не желающее перед ним отступать. Должно быть, бабушка закрылась изнутри на защелку. Он колотит в дверь и ждет некоторое время, после чего приоткрывает большим пальцем прорезь для почты и кричит туда: «Бабушка! Это я, Джеймс! Открой дверь!»
Однако бабушка так и не появляется, и Джеймс, вздохнув, роется в сумке в поисках ключей, отпирает дверь и заходит в дом. Наверное, она спит у себя наверху или сидит в комнате отца, колдуя над радиоприемником. Однажды он застал ее за тем, как она долго и упорно крутила колесико настройки, а потом, отчаявшись, сердито шлепнула по крышке радиоприемника и сказала Джеймсу: «Поможешь мне найти, где передают про Дика Бартона?» Он понятия не имел, кто это такой.
На кухне бабушки тоже нет, и Джеймс некоторое время стоит там в раздумье. Линолеум на полу загибается по краям, и холодильник, вибрируя, издает грохочущий звук. Стены там ужасного желтого цвета, а стол шаткий и почти такой же старый, как сама бабушка. Но все равно Джеймсу нравится кухня, нравится окно, выходящее в узкий дворик, заваленный разным хламом – инструментами отца, досками и мешками с цементом. Возможно, именно поэтому ему так нравится кухня. Оттуда видны остатки прежней жизни, напоминающие об отце.
Сегодня его опять задирала школьная банда, когда он разговаривал с друзьями на перемене, но потом… Джеймс вытаскивает из своей сумки конверт и разглаживает письмо на столике. Ему не терпится рассказать обо всем Элли. Он открывает холодильник и заглядывает внутрь, ощущая себя словно в трансе. Нет, он не сможет дождаться ужина. Ему попадается на глаза наполовину полная банка фасоли, затянутая пищевой пленкой, и кусок сыра. Джеймс шлепает сыр на тарелку, вываливает сверху фасоль и ставит разогреваться, а сам тем временем усаживается за стол и перечитывает письмо снова и снова, пока не раздается писк микроволновки.
Однажды, думает Джеймс, перемешивая вилкой расплавившийся сыр с фасолью в желтую клейкую массу, он станет известным ученым. У него будет много денег и квартира где-нибудь в Манчестере. Или, может быть, даже в Нью-Йорке. Отец вернется домой, Элли не придется работать ночами, а Джеймс будет заботиться о них. Возможно, он напишет книгу – такую же знаменитую, как «Краткая история времени» Стивена Хокинга: Джеймс уже три раза ее читал, хотя ему пока мало что там понятно. И конечно, у него будут брать интервью на телевидении и спрашивать, как ему удалось достичь таких высот в науке, а он будет отвечать ведущему – Джонатану Россу, или Грэму Нортону,