– Хорошо, а теперь потихоньку… – проговорила она, тыкая коленями в его ноги.
Зал перед ними удлинился. Дверь кухни отступила, когда они начали к ней продвигаться, низко пригнувшись за щитом. Из столовой вели шесть дверей. Было невозможно догадаться, с какой стороны Мейфэр нанесет удар. С тем же успехом он мог валяться на полу без сознания. Сенлин даже не знал, настоящие ли это двери. Волоски у него на руках встали дыбом. Не зная, куда повернуться спиной, он размахивал щитом в разные стороны.
Они прошли мимо кабинета, где погиб Пининг. Дверь была приоткрыта – недостаточно, чтобы заглянуть в комнату, но достаточно, чтобы из кабинета в обеденный зал падал луч света. Сенлин повернул щит к светящейся полосе, в ужасе думая, что сейчас она мигнет, ее рассечет тень, а потом Мейфэр вырвется из комнаты. Образ был таким ярким, что казался предзнаменованием, но, конечно, он не верил в подобные вещи…
Его размышления прервал скрип старых дверных петель. Сенлин прищурился на крепкую дверь и с удивлением понял, что щель ничуть не увеличилась.
– Кухня! – вскричала Эдит, и Сенлин резко повернулся.
Мейфэр заполнял собой дверной проем, ведущий в кухню. Он выглядел таким же испуганным, как они. Под мышкой массивной руки он держал окорок. В другой сжимал мушкет.
– Что такое инстинкт? – Сенлин стоял перед классом, прямой, как тотемный столб. – Инстинкт – это наследственная реакция на то или иное обстоятельство. – Его взгляд плыл по рядам уставших, но внимательных детей. – Скопа инстинктивно знает, как построить гнездо. Скумбрия инстинктивно плавает косяками. Медведи впадают в спячку, кролики роют норы, а квакша поет. Они не знают, почему поступают именно так, но такое поведение приносит пользу существу и помогает ему выжить.
Он быстро прошел по проходу между партами и выхватил из пальцев испуганного мальчика свернутый лист бумаги. Вернулся на место, разорвал записку, превратив ее в горсть конфетти. Лекция при этом не прерывалась.
– Инстинкт можно условно разделить на два стремления: стремление выжить и стремление размножаться. У людей сознательный разум в курсе этих стремлений. Мы построили общество, чтобы управлять инстинктами. На самом деле общество настолько основательно смягчает наши инстинкты, что легко и вовсе забыть об их существовании.
Он повернулся к доске и принялся набрасывать длинный список.
– У нас есть обычаи, приличия, правительство, констебли, традиции, образование, мода, коммерция, изобретательство и творчество, спорт и так далее. Все эти проявления нашего общества работают на одну и ту же цель: подавление и управление нашими инстинктивными реакциями. – Доска гремела и качалась на опорах, сотрясаясь от неистовой энергии, с которой Сенлин писал. – Инстинкт – это топливо, которое запускает двигатель цивилизации. Поколения трудились, чтобы построить и усовершенствовать этот двигатель. Каждый из вас, я надеюсь, проведет свою жизнь, работая над его сохранением. Потому что без него мы были бы опасными животными.
Он побежал, заслоняясь щитом. Теперь тот казался легче. Адреналин бурлил в крови, когда он помчался на Мейфэра. Громила стоял, как бык, оцепеневший от огней приближающегося поезда. Он казался старше и уязвимее, чем раньше. Сенлин это заметил и впитал, хотя новые сведения его не впечатлили. Он не испытывал ни намека на милосердие. Он не думал; он был сейчас выше мыслей как таковых.
И это было приятно. Он никогда в жизни не действовал вот так, очертя голову. Он чувствовал, как Эдит мчится следом через обеденный зал, и ее собственные инстинкты вторят его инстинктам. Они застигли Мейфэра врасплох. Они выживут.
А потом Мейфэр бросил окорок, поднял мушкет и выстрелил.
Сенлин сидел на дне колодца. Высоко над ним виднелась светящаяся точка. А в ушах звенела пронзительная нота. Она смутно напоминала звук, который раздается, когда пальцем водят по краю бокала.
Его руки и ноги как будто превратились в мокрые веревки. Он был сбит с толку, но странным образом не боялся. Он медленно поднимался со дна колодца, и его бесполезные конечности болтались в темноте. Свет приближался. Он очутился на полу обеденного зала.
Он уставился на собственную бледную руку, лежащую у лица.
Потом перекатился на живот и ощутил каждое ребро как отдельную полосу боли. Щит с примятым углом лежал неподалеку. Сквозь звон в ушах Сенлин услышал стоны и стук дерева. Опрокинутые стулья валялись на полу. Сквозь путаницу ножек он увидел удаляющиеся ноги в ботинках. Еще один стул упал на пол.
Это был Мейфэр – он шагал вдоль стола, бедром прижимаясь к краю, что сбило Сенлина с толку. Громила переворачивал стулья по пути, не выпуская из рук мушкет. При виде оружия туман в голове Сенлина рассеялся. Он понял, что Эдит больше нет рядом. Ему надо было встать.
Держась за край стола, он поднялся. Схватился за голову, чтобы она не взорвалась. Выстрел Мейфэра угодил в щит, а тот ударил Сенлина в висок. Он боялся, что снова отключится. Затем он увидел, как она скользит по полированной столешнице. Мейфэр тащил ее, держа за юбку. Стоя спиной к Сенлину, он приостановился, чтобы пьяно ощупать ее корсет из китового уса и выступающую беззащитную плоть. Эдит была в полуобмороке. Она застонала, ее голова перекатилась из стороны в сторону, а волосы рассыпались, когда Мейфэр снова ее потащил.
Сенлин обнаружил среди перевернутых стульев кочергу. Он поднял ее высоко над головой и на цыпочках бросился к Мейфэру со спины. Эдит пришла в себя за долю секунды до того, как он достиг цели, и начала пинать Мейфэра сквозь гору юбок. Мейфэр поднял кулак, но Сенлин успел раньше – ударил его кочергой в мускулистую выемку между шеей и плечом.
Мейфэр рухнул, опрокинув последние стулья. Сенлин выронил кочергу, и она полетела по полу, кувыркаясь. Он не побежал за нею. Он потянул Эдит за платье, помогая ей одолеть край стола и встать на ноги. Она привалилась к его груди, все еще слабая после полученного удара. Струйка крови стекала по лбу, огибая глаз. Сенлин увидел рану в волосах. Хотя кровь текла обильно, рана не выглядела опасно глубокой.
Они заковыляли к кухонной двери на четырех непослушных ногах, словно неуклюжий теленок. Одолели две ступеньки, ведущие в кухню, все еще пропитанную ароматами и причудливо-уютную, хоть фальшивка и утратила привлекательность. Буква «И» сияла на табличке на двери перед ними. Сенлин почувствовал, как к нему возвращается здравый смысл, и первая мысль, возникшая из тьмы инстинкта, была столь же простой, сколь и душераздирающей: если он умрет, Мария об этом никогда не узнает. Если
