Сенлин чуть не подпрыгнул, но сумел сдержаться, лишь спина чуть напряглась. Он проговорил, тщательно скрывая изумление:
– Не понимаю, о чем вы.
Кристоф повернулся к Сенлину, который неловко выкрутил шею, сидя за мольбертом. Усы охранника теперь, казалось, изображали театральную хмурую гримасу.
– Послушайте, я устал облегчать жизнь коменданту Сопле. Он-то мою сделал весьма утомительной. – Сенлин распознал в голосе Кристофа бунтарскую озлобленность, и она дала проблеск надежды. – Каждое новое поручение оказывается вдвойне скучнее предыдущего. Если я вас сдам, не сомневаюсь, Паунд вознаградит меня, отправив охранять туалеты возле Фонтана.
Кристоф говорил уже почти трезвым голосом, хотя все еще пошатывался.
– Я знаю, ты не страус, у тебя на руке нет клейма. Если ты пришел из грязи, должен быть достаточно умным – возможно, спорым на взятку или мастерским стрелком. – Тот факт, что оценка Кристофа взлетела столь высоко над реальными достижениями Сенлина, поражал воображение. Но удивление быстро прошло, когда Кристоф вытащил пистолет – впрочем, без особой спешки. – Твои ботинки сделаны в Альгезе. Я увидел «А», выдавленное на стельке. Это может ничего не значить; ботинки из Альгеза продаются тут и там, как мне говорили. Возможно, это совпадение. Но возможно, и то, что твои документы подделаны и ты шпион Дома Альгез.
Обвинение озадачило Сенлина. Он никогда не читал про Дом Альгез и ничего о нем не слышал. Под дулом пистолета Кристофа соображать было трудно. Он сомневался, что отрицание убедит агента, но был слишком взволнован, чтобы придумать убедительную ложь. И потому он выпалил:
– Я директор единственной школы в рыбацком поселке под названием Исо. Я приехал сюда на медовый месяц с женой, но потерял ее. Художник, который нарисовал эту картину, скрывает информацию о моей потерянной жене, и он вынудил меня украсть полотно для него. Я делаю это только ради жены.
Кристоф стволом пистолета отодвинул фуражку и прицелом почесал лоб:
– Ты хороший обманщик.
Внимательность и подозрительность, которые сделали Кристофа отличным дозорным, похоже, лишили его умения верить честности. Что, наверное, было к лучшему.
– Спасибо, – только и сказал Сенлин.
– Эх, был бы ты хоть вполовину так хорош в живописи. Это ужасная подделка. Комиссар ее заметит – если не он, то кто-то из его жукоголовых кураторов. Сколько у тебя денег?
– При мне два с половиной шекеля.
– Очень бедный пират. Подумать только! За два с половиной шека я могу дать тебе фору в один час. – Кристоф спрятал пистолет в кобуру и спросил: – От меня пахнет выпивкой?
– Очень сильно, – сказал Сенлин, копошась в карманах брюк и пальто. Он вложил последние монеты в ладонь Кристофа.
– Тогда я дам тебе два часа. – Кристоф согнал Сенлина со стула усталым взмахом руки и сел, кряхтя. – Если когда-нибудь решишь, что работаешь на Дом Альгез, скажи им, что я открыт к сотрудничеству. Из меня бы вышла отличная крыса.
Сенлин запретил себе бежать к двери, хотя сердце подталкивало его именно к этому. Взамен он шел решительным, широким шагом, словно король на коронации. Он не побежит. Ни за что на свете.
Кристоф окликнул Сенлина уже у двери, и, когда директор школы повернулся, агент указал на картину, скаля пожелтевшие зубы.
– А зачем карлица ходит по воде? – спросил Кристоф, и его икота перешла в отрыжку.
Глава десятая
В Купальнях есть что-то от кокона куколки. Измученные мужчины и женщины закутываются в них и через две недели преображаются. Туда можно попасть червем, а выйти – бабочкой.
Популярный путеводитель по Вавилонской башне, V.IIIВ здании Таможенного бюро сделалось многолюдно: шла пересменка. Повсюду слышался какофонический топот, похожий на тарахтение плохо отлаженного двигателя и усиленный странной акустикой коридоров. Воздух загустел от мускусного запаха кожи и пота. Несомненно, атмосфера была бы токсичной для – как его назвал Кристоф? – коменданта Сопли.
Сенлин не мог удержаться от мысли, что агенты глядят на него с подозрением. Он резко свернул за угол и столкнулся с мужчиной, который был на голову ниже ростом. Небольшое недоразумение, но Сенлин почувствовал себя так, словно угодил под поезд.
Мужчина, одетый в белое, запрокинул голову и посмотрел на Сенлина из-под потрепанных полей соломенной шляпы. У него была очень гладкая, лишенная пор кожа, которая напомнила Сенлину вареное яйцо, а его большие округлые зубы казались стертыми от привычки что-то грызть – как будто он обгладывал все кости, что оставались на тарелке. Бледно-голубые глаза Красной Руки глядели равнодушно, почти сонно.
– Какой высокий! Да, интересный образчик; выдающийся лоб, тонкие губы… – задумчиво проговорил Красная Рука низким рокочущим голосом. – Острый подбородок и скулы – какой трагичный облик! Наверное, из краев трески, баллад и маяков. В точности по учебнику: особь мужеского пола из Восточного Ура.
Логические выводы Красной Руки поражали точностью. Невзирая на потрясение, Сенлина впечатлил его интеллект. Но он не успел сформулировать внятный ответ: Красная Рука прошмыгнул мимо, сунув в карманы сжатые кулаки, и подошвы кожаных сандалий тихонько шлепали его по пяткам. Сенлин сглотнул комок в горле и поспешил прочь.
Он мог лишь надеяться, что Кристоф сдержит слово. Хотя, по правде говоря, что толку от двух часов? Он-то думал, что до обнаружения подделки пройдут недели, собирался одолжить немного денег у Тарру, забрать Марию и оказаться на полпути от башни, прежде чем Комиссар спустит собак. Он хотел исчезнуть в человеческом лабиринте, прижимая к себе Марию – нет, он бы ее привязал, как связали себя те сестры, старые девы, на Рынке. Но столько всего пошло не так.
Хор колокольчиков прозвонил три часа, и Сенлин снова вышел на сумеречную улицу. Портфель казался тяжелым, словно привязанный к шее мельничный жернов, бутылка впивалась в бедро, как хлыст. Между ним и скамьей у сверкающего водоема, где предстояло встретиться с Огьером, простиралось много кварталов. Не осталось другого выбора, кроме как бежать.
Если художник окажется лжецом или злодеем, если выяснится, что он стоит за нынешними трудностями Марии и все это было уловкой, чтобы обманом заставить Сенлина взяться за грязную работу, – Сенлин сам не знал, как поступит. Может, задушит Огьера посреди улицы, у всех на глазах. Интересно, хоть кто-то попытается его остановить, или туристы и работяги лишь отойдут в сторону и притворятся, что отвели взгляд? Эта мысль его ужаснула.
Пока что все шло нормально. Никто не обращал внимания на его спешку. Он мчался как кролик между обочинами, перепрыгивал через канавы, полные пенистой серой воды, и увертывался от пожилых и молодых женщин, тащивших корзины с бельем. Он безостановочно сыпал извинениями налево и направо. К минуте, когда под ногами оказались чистые
