Она лежала, восстанавливая силы и одновременно пытаясь понять, что же произошло. Ее похоронили. Но не просто похоронили, ее закопали на старом заброшенном кладбище, давным-давно заросшем лесом.
Чем больше она размышляла обо всем, тем больше удивлялась. И откуда здесь взялась черная пантера?
Ее мать была оборотнем, женщиной, способной по желанию оборачиваться горной львицей. Сама Серафина пошла в отца: не сразу, но она все-таки научилась превращаться в черную пантеру — редкую разновидность горного льва. Но, согласно местным легендам, на одной территории могла единовременно обитать только одна черная пантера.
Может быть, это ее отец? Но отец погиб в битве двенадцать лет назад в ту самую ночь, когда родилась Серафина. Папаша — человек, который нашел и подобрал ее той же ночью в лесу и которsый заботился о ней все эти годы, стал для нее единственным настоящим отцом. И потом, эта пантера никак не тянула на взрослого самца. Она выглядела молодой, гибкой, немного неуверенной в себе. Ее сводная сестра или брат? Но они еще совсем малыши в пятнистых шубках. Вайса? Нет, когда ее друг Вайса оборачивался львом, его мех был темно-коричневым. Ладно, предположим, ей только показалось, что пантера — черная, но тогда с чего бы Вайсе убегать от нее?
В голове вертелись сотни вопросов, но постепенно телесные ощущения брали верх над мыслями. Когти пантеры оставили глубокий кровоточащий след у нее на макушке, и все же боль была терпимой, особенно по сравнению с тем, что довелось испытать в гробу. И сейчас Серафине доставлял удовольствие каждый вдох и выдох. Ее кожи ласково касался легкий ветерок, доносящий аромат растущих рядом папоротников и клевера; над головой сияли звезды. И все чувства словно обострились по сравнению с тем, что она ощущала прежде.
Наконец руки и ноги вновь обрели силу, и Серафина стряхнула с себя остатки земли и разгладила свое простое бежевое платье. Только тогда она заметила, что ткань сильно порвана, а вокруг дыр расплылись большие темные пятна. Серафина испуганно осмотрела себя сверху донизу и обнаружила, что ее плечи, грудь, руки покрыты засохшей кровью. Но свежих ран не было, только царапины.
Тут к ней стали медленно возвращаться воспоминания о ее жизни. Они прибывали, омывая ее, как полноводная река. Вот они с отцом ужинают в мастерской, а вот они с Брэденом на самой высокой крыше Билтмора считают звезды на полуночном небе. Она, счастливая, мчится в обличье пантеры через лес вместе с матерью и Вайсой. Слушает в библиотеке у камина сказки и разные истории, которые рассказывает мистер Вандербильт; тихонько сидит за утренним чаем рядом с миссис Вандербильт, которая недавно сообщила, что ожидает ребенка.
Потом Серафина вспомнила, как ее подруга Эсси — одна из билтморских служанок — помогает ей зашнуровать золотистое платье, подаренное Брэденом к Рождественскому балу. Серафина смотрелась в зеркало, висевшее в комнатке Эсси, и видела перед собой двенадцатилетнюю девочку с резко выступающими кошачьими скулами, янтарно-желтыми глазами и длинными, блестящими черными волосами. Серафина тогда впервые подумала, что выглядит совсем неплохо.
А новогодний праздник? Она так четко вспомнила мягкое сияние свечей, запах горящего дерева в камине, улыбку на лице папаши, теплую руку Брэдена на своей спине, когда они вместе вошли в зал. Это был миг спокойного торжества, не только потому, что они с Брэденом одолели всех врагов, но и потому, что она, Серафина, как ей тогда казалось, наконец-то нашла свое место в жизни.
А потом ее последняя ночь в Билтморе. Воспоминания были обрывочными. Зимний вечер, она обходит дом… Она страж, охраняет жителей от недобрых духов и прочих опасностей. Все уже спят, и коридоры и переходы в доме принадлежат сейчас только Серафине. Она любит такие мгновения. Она выходит на просторный балкон, стилизованный под задний дворик, который Вандербильты называют лоджией. Прикрывающие дверь шторы трепещут на холодном зимнем ветру, сияя призрачной белизной в лунном свете. Серафина смотрит вдаль, за границы владения Вандербильтов, на темнеющий лес и высокие горы, над которыми поднималась полная луна.
В доме стояла тишина, но Серафина вдруг уловила странное движение воздуха позади себя. У нее по спине побежали мурашки, волосы на затылке встали дыбом. Сзади кто-то был. Серафина резко обернулась, готовая к бою, но вместо стен и окон дома увидела лишь накатывающую волну тьмы.
Что-то яростно ударило ей в грудь, отдалось безумной болью по всему телу. Вокруг закручивался черный вихрь. Все мысли перемешались, она отчаянно отбивалась когтями и зубами, шипела и кусалась. Повсюду алела кровь.
Тут в глазах у нее потемнело, и на этом воспоминания оборвались.
Сейчас Серафина стояла, освещенная луной, возле собственной могилы посреди поляны Ангела и осматривалась. Она была так далеко от дома! И надо же было выбраться из могилы именно в этом странном, таинственном месте! Свежая земля была испещрена следами человеческих ног и, похоже, отпечатками лопаты. Никакого могильного камня, только горка земли. Кажется, тот, кто хоронил Серафину, не очень хотел, чтобы ее нашли. Может быть, ее убили, а потом попытались спрятать тело?
Девочка подняла голову к каменному Ангелу:
— Скажи, что ты видел прошлой ночью?
Но Ангел не ответил. Он стоял на своем каменном возвышении, немой и неподвижный, как всегда. Ангел был очень старый и потертый, местами покрывшийся темным мхом и зеленой патиной. У него были длинные, вьющиеся волосы и прекрасное лицо; темные потеки на щеках напоминали струящиеся слезы. Серафине казалось, что лицо Ангела исполнено мудрости и тайного знания, словно ему известна судьба тех, кого он любил, и он скорбит о них. За спиной Ангела возвышались могучие оперенные крылья, а в руке он сжимал длинный и острый стальной меч. С помощью этого меча Серафина искромсала и уничтожила черный плащ.
Ангел возвышался посреди маленькой поляны, поросшей яркой изумрудной травой. Деревья и кусты, окружающие поляну, круглый год оставались зелеными. Они никогда не блекли на солнце, не желтели осенью, не осыпались к зиме. На поляне Ангела всегда стояла весна.
К северу от поляны продолжалось старинное кладбище, давным-давно отвоеванное лесом у людей. Он оплел могильные камни гибкими ветвями, покрыл мхами, свисающими с почерневших от старости кривых сучьев. Кладбище тянулось и тянулось, глазам Серафины открывались бесконечные ряды покосившихся, опрокинутых, ушедших в землю надгробий, отмечающих места упокоения сотен мертвых, гниющих тел и потерянных душ. Среди могил беззвучно скользили серые клочья тумана, словно искали и никак не могли найти, где бы им прилечь отдохнуть. Серафина настороженно огляделась — нет ли где движения. Хотелось верить,
