По прислоненной к полкам лестнице я поднялась прямиком к полой крыше и стропилам над отцовским святилищем.
Грубое, шершавое дерево кололо ладони. Я крепче сжала перекладины и улыбнулась, когда под кожу скользнули занозы. «Я здесь. Я не призрак. Призраки заноз не сажают». Спокойно и уверенно я втиснулась в зазор между балками, оттолкнулась ногами и исчезла под потолком.
В первый раз, когда я забралась на стропила, сердце мое стучало так неистово, что я едва слышала, о чем там спорили придворные, советники и отец. Женщин не пускали в святая святых внутреннего двора, и поимка повлекла бы за собой суровое наказание.
Но вскоре я наловчилась и теперь шныряла между перекладинами точно ящерка. Поджав под себя ноги, я надежно устроилась на стропилах и затаилась. Не знаю, сколько часов я уже провела вот так, подслушивая из своего укромного уголка. Там, наверху, я могла притвориться безмолвной и мистической владычицей, что повелевает людьми внизу. Там я узнавала то, чему не в силах научить ни один наставник: как над каждым в комнате довлеет власть, как слова льнут к ногам сытой кошкой или мелькают шипящим раздвоенным языком, как легко захватить внимание публики. Там я почти понимала все жизни и истории, сокрытые в бесчисленных талмудах и свитках летописей в архиве. В святилище отец встречался с иностранными сановниками, здесь проводились военные советы, обсуждался урожай и принимались важнейшие решения. Оно было сердцем королевства, а на троне восседал мой отец. Согласно архивам, он правил с десяти лет. Если у него и были братья и сестры, в записях их имен не сохранилось.
Я прижалась к стене и приготовилась слушать. Самое начало я пропустила, но придворных оно явно потрясло. Даже из моего укрытия было видно, сколь бледны их лица, да и воздух словно накалился от напряжения.
В святилище хранились все напоминания о войне, бушевавшей не менее шести лет. Вдоль стен, словно железные черепа, выстроились помятые шлемы. Придворных они нервировали. Некоторые даже отказывались сидеть подле доспехов мертвецов, но отец настоял:
– Мы не должны забывать тех, кто служил нам верой и правдой.
Всякий раз, как я взбиралась на стропила, шлемы будто увеличивались и множились. Теперь они перекрывали стены от пола до потолка. И пусть они были отполированы и очищены от крови, само их присутствие наводняло комнату чем-то потусторонним. Солнечный свет, отражаясь от металла, застывал вокруг шлемов сияющим ореолом, и отец словно выступал перед призраками.
– Ваше сиятельство, мы не можем поддержать это решение. Должен быть иной способ закончить войну, – произнес Аджит – советник с детским лицом и залысинами, которые он прятал под огромным пагри [5].
Он стоял, сотрясаясь всем телом и прижав крошечные руки к животу, словно ему туда кинжал всадили по самую рукоять. Раджа бы мог – таким гневом озарилось его лицо.
– Нам пока хватает солдат, – продолжил Аджит, – и лекари уже набрались опыта. Мы даже можем победить, пожертвовав еще лишь парой сотен…
Я нахмурилась. Он что, не видел шлемы на стенах? Эти доспехи когда-то защищали людей. «Лишь пара сотен» для королевства – это чьи-то возлюбленные, братья и сыновья. Как-то неправильно чтить мертвых бездействием.
– Еще как можете, и вы подчинитесь моему решению, – отчеканил раджа.
Он выглядел измученным заботами, и темные глаза запали так, что казались бездонными провалами голого черепа.
– Но мятежные королевства…
– Мятежные королевства хотят того же, чего и мы, – резко перебил отец. – Хотят пищи в животах. Тепла в очагах. Хотят, чтобы дети их успевали дожить до наречения именем. Они сражаются с нами от отчаяния. Кто еще услышит их мольбы? Десятилетняя засуха? Неурожай? Потливая горячка?
– Но, ваше величество, они направляются к столице.
– Именно. Безумный шаг, а значит, им нечего терять. В этой войне проигрываем только мы. Мы не можем сражаться с окраин и должны привести их сюда. А теперь выполняйте приказ: устройте сваямвару [6].
«Свадьбу? – От его тона по коже продрал мороз. – Но все мои сестры на выданье уже обручены, и осталась только…»
– …Едва мятежные королевства прослышат о гороскопе принцессы Майявати, они откажутся от свадьбы, – промолвил один из советников отца, Джаеш.
Прежде он мне нравился. Говорил тихо и отличался от остальных придворных бо́льшим свободомыслием. Но в тот миг я его возненавидела, возненавидела за слова, что сорвались с его губ и пригвоздили меня к месту.
Все, включая меня, полагали, что гороскоп отвратит от меня всякого, защитит от предложений. И семнадцать лет он меня не подводил. Но теперь желанное свободное будущее вне брака уплывало из моих рук, секунда – и нет его.
– Ваше величество, не хочу проявить неуважение, но гороскоп принцессы, как известно, предрекает довольно тревожное супружество, что свяжет ее со смертью и разрушением. Мы можем невольно оскорбить…
– Слухам в дипломатии места нет, – вскинул руку раджа. – У нас есть долг перед народом, и я не допущу, чтобы люди страдали из-за суеверий. Мы должны привести врага ко двору. Должны положить конец этой войне.
«Конец войне». Я понимала, что он прав. Смерть нависала даже над нами, укрытыми во дворце. Джаеш поклонился и сел. Они наверняка уже обсуждали меня между собой. Разложили всю мою жизнь на нити и мгновения, словно ленту, которую так просто разорвать. Чудо, что я не сверзилась со стропил. Я знала своего отца лучше, чем кого бы то ни было. Я наблюдала за ним годами. И за первым замыслом всегда таилось еще десять. Обычно я могла отыскать брешь в его словах, вскрыть их и увидеть, что там, под слоями дипломатии и сладкими речами. Но не сегодня. Голос его был монотонен. Почти до боли. Раджа говорил с непоколебимостью скалы, с которой летело вниз мое сердце, чтобы разбиться.
– Сваямвара состоится через несколько дней, – продолжил он. – Лидеры мятежников будут встречены как дорогие гости и просители руки моей дочери. Составьте новый гороскоп и скройте все следы прежнего. Сделайте его убедительным.
Меня пронзило дрожью от макушки до пальцев на ногах. Вдалеке эхом разносился звон колокольчика придворного писаря. Шаркали башмаки. Голоса, гулкие и твердые, сливались и отступали, пока в святилище не воцарилась тишина. Я подтянула колени к подбородку, прижалась спиной к стене. Замужество. Все свои знания о нем я почерпнула в гареме, где жены погрязли в мелочных дрязгах и скуке, а утешение находили лишь в шелках и сплетнях.
Случалось, что в глазах обрученных сестер я ловила проблески надежды и любопытства. Может, они представляли, как покинут Бхарату и новый город
