– Лизель, с тобой все хорошо? – удивилась она.
– Нет, – борясь со слезами, выдавила я. – Не все. Все плохо.
Она шутливо оттолкнула меня и настойчиво повторила:
– Ешь торт. Знаешь, каких трудов мне стоило его раздобыть? Ты непременно должна попробовать хоть кусочек.
Я кивнула и взялась за вилку, но, взглянув на блюдце, отпрянула. То, что с виду походило на аппетитный шоколадный торт, на самом деле было многослойным куском земли, вместо масляного крема пропитанным жидкой грязью. Чтобы не огорчать Кете, я сделала вид, будто ем, но, стоило ей отвернуться, как я выбросила «угощение» в огонь. В камине поднялся столб дыма, по комнате разлился невыносимый аромат спелых персиков.
– Вкусно? – спросила Кете, пытливо всматриваясь в мое лицо. Ее ясные голубые глаза на худом, бледном лице казались слишком большими. Несмотря на яркий румянец, выглядела она совсем больной. – Муж привез рецепт из самой Богемии!
– Очень. – Я с трудом подавила досаду. – Мое почтение твоему супругу.
Кете снова радостно улыбнулась, но тут же погрустнела.
– Он так много путешествует по свету… Мне тоже хотелось бы поездить с ним, увидеть мир за стенами этого прекрасного дворца. Дворец великолепный, – продолжала она с едва уловимой ноткой оправдания, – но порой я здесь задыхаюсь. Почти как в тюрьме…
Я выпрямилась в кресле. Сейчас из-под пелены наваждения со мной говорила настоящая Кете, моя настоящая младшая сестричка, молодая девушка, которая хотела вырваться за пределы нашей унылой деревенской жизни.
– Где находятся владения Манока Херцеге? – спросила я.
– В Венгрии, разумеется.
– В какой именно части Венгрии? – не унималась я.
– Н-не знаю, – растерянно проговорила Кете.
– Куда вы ездили в свадебное путешествие? В Вену? Рим? Париж? Лондон? Муж показал тебе величайшие города Европы, как ты всегда мечтала?
– Я… – Между бровями Кете пролегла морщинка: сестра болезненно напрягла память. – Я не помню.
– Думай. – Я схватила ее за руки. – Где мы есть. Где нас нет. Где должны быть.
Сестра закрыла глаза.
– Рынок, фрукты, бал, Король гоблинов…
– Лизель… – Голос Кете прозвучал как будто издалека. – Да, кажется, помню… Вкус персиков посреди зимы, звуки музыки. Кажется… кажется…
– Продолжай, – напирала я. Я уже почти подобралась к средоточию заклятья. Еще немного, и мне удастся разрушить чары.
– Мне больно, – прошептала Кете. Она распахнула глаза и посмотрела на меня. – Иногда я как будто понимаю, где нахожусь, и тогда мне становится страшно. Но лучше ведь не знать этого, правда? Так бывает, когда ты умер, да?
Над верхней губой Кете появилась кровь – тонкая струйка побежала из носа. Я испуганно вытерла ее подолом юбки.
– Нет, нет, родная, – я крепче стиснула пальцы сестры, – ты жива.
Кровотечение продолжалось. Страх начал сковывать мои сердце, руки, горло.
– Ты жива, Кете, – повторила я. – Нужно только еще чуть-чуть продержаться.
Послышался мелодичный перезвон колокольчиков, похожий на смех моей сестры. Она тотчас оживилась, бескровные губы растянулись в неестественной улыбке.
– Это он! – радостно воскликнула она. – Мой Манок. – Кете встала посередине комнаты, широко раскинув руки. Я гадала, кто из высоких элегантных гоблинов, ее вчерашних ухажеров, сыграет роль венгерского князя. – Входи же, любовь моя!
Я обернулась, почти ожидая, что в проеме материализуется дверь и в землянку войдет таинственный венгр. Никакой двери, впрочем, не появилось. Вместо этого дохнуло ветерком, от которого волшебные огоньки разлетелись в стороны, и перед нами возник Король гоблинов.
– Здравствуй, дорогая, – промолвил он, беря Кете за руку. Его взор скользнул по мне, волчьи глаза блеснули. – Как тебе торт?
Древний закон
Наши взгляды скрестились поверх головы Кете.
– Милый, ты ведь помнишь мою сестру Элизабет? – представила она меня.
– Счастлив встрече, фройляйн. – Он поднес мою руку к губам. Я подавила желание выдернуть ее и отвесить ему пощечину.
– Лизель, – Кете повернулась ко мне, – это мой супруг, Манок Херцеге.
– Очень приятно, – сквозь зубы процедила я.
– Боюсь, дорогая, твоя сестра меня не одобряет, – обратился к Кете Король гоблинов. – Ее взгляд пронзает мне сердце, точно кинжал, и это больно. – Он схватился за грудь.
– Лизель! – укорила меня Кете.
– Ну, ну, – смягчился Король гоблинов. – Уверен, Элизабет всего лишь исполняет свой долг, как полагается старшей сестре. Раз уж она обречена на участь старой девы, то вправе осуждать всех твоих поклонников, так?
– Манок! – Кете сердито шлепнула его по запястью. – Не будьте злюками, вы оба.
– Mein Herr, – сухо произнесла я, – разрешите сказать вам пару слов наедине?
Король гоблинов склонил голову набок.
– Безусловно. Вы позволите, мадам? – Он повернулся к Кете.
Та взмахнула рукой, давая понять, что не возражает.
– Значит, Манок Херцеге? – прошипела я, как только мы вышли в коридор.
Король гоблинов грациозно повел плечами.
– Немного знаю венгерский.
– И что это значит?
– А как ты думаешь? – Он ухмыльнулся. – У меня не слишком богатая фантазия, Элизабет.
Я нахмурилась.
– Это твое имя? У тебя вообще есть имя?
Король гоблинов напрягся.
– Сейчас это неважно.
Я вздернула брови, но он сохранял непроницаемый вид, как дом с наглухо закрытыми ставнями в бурю.
– Согласна, – кивнула я. – Сейчас важно другое: зачем и каким образом ты убедил мою сестру в том, что она – твоя жена?
– Ревнуешь? – довольно хмыкнул он.
– Заставил поверить? Принудил силой? Или все это хитроумная иллюзия, которую ты создал, чтобы удержать ее здесь навсегда?
– «Принудил» слишком сильно сказано, – заметил он. – Предпочитаю думать, что мои достоинства убедительны сами по себе.
– Она считает тебя венгерским князем.
– У каждого свои недостатки, – небрежно отмахнулся он.
– Ты можешь играть в свои игры со мной, но Кете оставь в покое, – сказала я. – Ей не по силам тягаться с тобой.
– А тебе, стало быть, по силам? – Король гоблинов подался вперед, я замерла. – Ну же, ответь. Я заинтригован.
– Игру ведем только ты и я. Не вмешивай сюда мою сестру, она невинна.
Его глаза потемнели.
– Так ли уж невинна?
– Да.
– Девушка, знающая, что такое соблазн; девушка с завлекающим смехом, непостоянным сердцем и душой, стремящейся к неизведанному, – тихо произнес он. – Та, что потакает своим прихотям, тянется к запретному плоду, висящему низко на ветке, и съедает его вопреки предупреждению старшей сестры. Можно ли назвать такую невинной?
Ярость пригвоздила меня к полу.
– Не тебе судить, – процедила я.
– Тогда кому, тебе? – парировал Король гоблинов. – Ты отвечаешь за добродетель сестры?
– Нет, – сказала я, – но я сберегу ее доброе имя.
– Ох, Элизабет. – Он покачал головой. – Когда уже в тебе проснется хоть капелька эгоизма? Когда ты хоть что-нибудь сделаешь для себя?
Я молчала.
– Ты не привяжешь себя к сестриной юбке и лоно ее собой не закроешь. – С Короля гоблинов слетели весь шарм и обольстительность. – Рано или поздно ей придется принимать решения самостоятельно, без тебя. А что станешь делать ты, когда тебе не о ком будет заботиться, не за кем приглядывать? Тогда наконец займешься собой?
Он умело использовал сочувствие в качестве оружия. Эта внезапная доброта пленяла сильнее внешней красоты, сильнее обаяния. Правда в его словах мне была неприятна. Как и жалость. Я не нуждалась в его
