– Я отдал бы все, чтобы снова испытывать чувства. – Он говорил так тихо, что я едва слышала. – Очень долго я считал, что утратил эту способность навсегда. А потом я услышал твою музыку – ты играла для меня в Роще гоблинов. Впервые за много веков я подумал… понадеялся, что…
Нас снова накрыла тишина, полная тайн и невысказанных слов. С моих уст готовы были сорваться вопросы, но я сдержалась.
– Твоя музыка, – наконец прервал молчание Король гоблинов. – Твоя музыка – единственное, благодаря чему я сохранил рассудок. Остался человеком, а не превратился в монстра.
От легкого ветерка руки и спина у меня покрылись «гусиной кожей». Король гоблинов, не глядя на меня, продолжал играть, перебирая ноты, точно бусинки в ожерелье.
– Это и есть уродливая правда, моя дорогая, – промолвил он. – В браке мне принадлежит твоя рука, сердце, разум и тело, но то, что нужно мне больше всего, я получить не могу. – Он отвернулся. – Если только не сломаю тебя.
Если только не сломает меня. В этот момент до меня наконец дошло.
– Я тебя не боюсь, – тихо призналась я.
– Вот как? – Король гоблинов поднял голову. – Я – Владыка Зла, правитель Подземного мира. – Разноцветные глаза блеснули. – Я – воплощение дикой силы и безумной ярости. – Он улыбнулся, продемонстрировав заостренные кончики зубов. – Ты – просто девушка, а я – злой серый волк.
Просто девушка. Дева. Нет! Я не простая девушка, я – Королева гоблинов. Я – его королева и волков не боюсь. Мне не страшна эта дикая, неукротимая сила, которая способна разорвать меня на части и искупаться в моей крови.
Я подошла к клавиру и опустилась на банкетку подле мужа. В глазах Короля гоблинов промелькнули удивление и радость. Настороженности не было и следа.
– Пускай я всего лишь дева, mein Herr, – шепнула я, – но дева храбрая. – Я занесла дрожащие пальцы над клавиатурой и построила аккорд в до мажоре. Король гоблинов выгнулся в долгом, сладостном вздохе.
– Да, Элизабет, – выдохнул он, гладя мое лицо ладонью. – Да.
Но играть я не стала, а вместо этого передвинула его руку ниже, к груди.
– Элизабет, что…
Он попытался отстраниться, но я держала крепко. Я льнула к нему, искушала, провоцировала, подталкивала к тому месту, где под его пальцами пульсировала моя жизнь. Я чувствовала в нем волка, рвущегося с привязи. Я хотела этого волка, хотела, чтобы он обрушил на меня свой зверский голод, свое ненасытное желание, и уничтожил меня. Я жаждала быть уничтоженной и созданной заново.
– Ты – монстр, которого я призываю, – сказала я.
Теперь дрожь била и его.
– Ты сама не понимаешь, о чем говоришь. – Несмотря на хищное выражение лица, в голосе его явно проступала паника.
– Отлично понимаю.
Память подбросила воспоминание: малютка Лизель терпеливо ждет на верху лестницы. Она ждет отца, который отправился на прослушивание к прославленному маэстро. Зефферлю тогда было всего три года, однако в мальчике уже открылись блестящие способности в игре на скрипке, и Лизель ужасно хотела показать папе, что она тоже кое-что умеет. Разучив чакону Линли, девочка долго и старательно упражнялась на скрипке размером в одну четверть, пока не сочла результат безупречным. Когда же папа наконец явился домой, от него разило пивом, а футляр, в котором он держал скрипку работы Штайнера, был пуст. Как только отец ступил за порог, Лизель заиграла для него торжественную песнь приветствия, но он выхватил у дочери скрипку и переломил надвое о колено. «Ты никогда не добьешься успеха, – заявил он тогда. – У тебя нет и половины таланта, которым наделен твой брат».
– Я могу поранить тебя, – предупредил Король гоблинов, и я уже ощущала эту опасную силу. Моя жизнь была в его руках; покоряясь, я подставляла ему свою обнаженную шею.
– Знаю.
Боль предыдущего воспоминания вытолкнула на поверхность озера памяти еще одну картину. Йозеф исполняет пьесу моего сочинения, папа входит в комнату и хвалит сына. «Какая энергия, какая мощь! – восторгается он. – Сынок, мы непременно должны опубликовать это произведение. С такими задатками ты перевернешь современное представление о музыке!» Йозеф объясняет, что автор пьесы – не он, а я. Папа мрачнеет. «Неплохая попытка, Лизель, однако не стоит так высоко возноситься к идеалу. Пора тебе уже повзрослеть и оставить эти глупые романтические фантазии».
– Тогда зачем тебе это? – пробормотал Король гоблинов. – Зачем, Элизабет?
Десять лет тому назад. Мне было девять; укрывшись от всех, я тайком сочиняла. Из скудного домашнего запаса я стащила две свечи и жгла их почти до рассвета, безрассудно расходуя драгоценный свет на свою музыку, свои записи, свой огонь. Отец в ту ночь спал вместе с матерью – редкий случай, обещавший, что утром на мамином лице мы увидим улыбку, а папа будет пребывать в благодушном настроении. Мир тихо спал, я наслаждалась одиночеством.
Пока не появился Йозеф. «Лизель? – спросил он тоненьким детским голоском, – Лизель, отчего ты не спишь?»
Злоба, злоба и зависть вспыхнули во мне с быстротой молнии. Дернув рукой, я нечаянно опрокинула подсвечник, и расплавленный воск брызнул во все стороны. Брызги попали и на личико брата.
Его крики разбудили весь дом. Папа ругался, мама плакала, Кете тряслась от страха, Констанца забилась в угол, а вокруг бушевал огонь. Мои сочинения горели у меня на глазах. Сухой треск пощечины. Отметина на моей щеке краснее, чем ожог на коже Йозефа. Следы ожога со временем полностью исчезнут, след от пощечины – тоже, вместе с итогом трехлетней кропотливой работы. Мой труд сгорит и рассыплется в прах.
Из-под этого воспоминания выглядывают другие, еще и еще. Удары, нанесенные моему нежному сердцу – я терпела их, покуда не научилась прятать свою музыку подальше. Себя я тоже прятала: настоящая «я» скрывалась под маской добропорядочной девушки и послушной дочери. Я перестала быть собой и превратилась в Лизель – серую мышку. Я была ею так долго, что уже не знала, как найти обратную дорогу к свету.
– Затем, – выдавила я. – Ты должен сломать меня, чтобы я заново обрела себя.
Левой рукой я оперлась о клавир. Король гоблинов резко втянул воздух.
– Ты не знаешь, о чем просишь.
Я посмотрела в его глаза и нажала клавишу.
– Знаю.
Звук повис между нами. Зрачки Короля гоблинов расширились, потом сузились. Выражение разноцветных глаз менялось: страх, звериная жестокость, опять страх – в душе Эрлькёнига шла борьба между добром и злом, между светлой и темной стороной натуры.
– Нет, не знаешь.
Я нажала следующую клавишу.
– Знаю.
Из его груди вырвался долгий, судорожный вздох. Руки скользнули к моим плечам, пальцы сжимались и разжимались, как будто он не мог решить, обнять меня или оттолкнуть. Я продолжала брать ноты, одну за другой, выманивая волка из логова.
– Ты должен найти меня, – шептала я. – Всю, до последней частички.
Король гоблинов шагнул
