У меня свело горло.
– Однако в отличие от глупого юноши, прекрасная дева счастлива не была. Клетка убивала ее, убивала ее душу. Мало-помалу все то, что привлекало глупого юношу в прекрасной деве, стало исчезать. Ему оставалось лишь смотреть, как она угасает на глазах, превращаясь в бесплотный призрак. И поделать с этим он ничего не мог, разве что вырвать из груди свое сердце. Как быть: удерживать ее дальше ради собственного счастья и видеть, как она умирает, или же отпустить, чтобы спасти ей жизнь, но при этом лишить радости себя?.. – Король гоблинов умолк.
– Чем закончилась история?
Он устремил на меня взор, и на долю секунды мне почудилось, что его невероятные глаза сделались ярче, их цвета – глубже, как у сдержанного юноши с портрета, как у того человека, которым он некогда был. Затем я моргнула, и глаза вновь стали такими, как всегда: светлыми, точно выцветшими, и холодными.
– Дорогая, ты ведь сама просила счастливый конец, вот сама и расскажи мне, чем закончилась история. – Большими пальцами он стер катившиеся по моим щекам слезы.
– Глупый юноша отпустил прекрасную деву.
– Да. – Голос Короля гоблинов звучал глухо от сдерживаемых эмоций. – Он ее отпустил.
Я разрыдалась. Он тихонько качал меня, прижимая к груди. Я оплакивала разбитое сердце глупого юноши, и счастье, которое мы могли бы испытать, и свой эгоизм, через который не могла переступить. Я оплакивала любимого, нас, но более всего – себя. Я отправлялась домой.
– Элизабет, ты должна уйти, – тихо сказал он.
Я кивнула, не в силах произнести ни слова.
– Выбери жизнь, Элизабет. В тебе есть огонь, сохрани его. Поддерживай это пламя музыкой, сменой времен года, шоколадным тортом, клубникой и бабушкиным кексом. Пусть оно горит ярче благодаря твоей любви к близким. Пусть служит маяком для твоего сердца, и тогда ты всегда будешь верна себе. – Он погладил меня по щеке. – Сделай, как я прошу, чтобы я мог запомнить тебя такой, как сейчас: яростной, неистовой, полной жизни.
Я снова кивнула.
– Ты готова?
Нет.
Он улыбнулся и нежно поцеловал меня. Я ощутила на губах вкус прощания.
Я подарила ему ответный поцелуй. Время не останавливается ни для кого, тем более, для меня, и все же в тот краткий миг, когда наши уста слились, я почувствовала, что украла крохотный кусочек вечности.
Соната-мистерия
Завтра наступило во сне.
Оставив Короля гоблинов мирно спящим в моей постели, я побежала со всех ног. Не в его кабинет, где на подставке стояли ноты нашей музыки, но в часовню. Это было его святилище, его укрытие, но сегодня, в последнюю ночь перед обретением свободы, я нуждалась в Божьем слове.
На этот раз камеристки не показывали мне дорогу, однако теперь я уже знала, что Королеву гоблинов лабиринты Подземного мира сами собой приведут куда надо, поэтому путь от моей спальни к дому Господа был прямым и узким.
Кто выстроил эту часовню? Высоко под потолком узоры в подсвеченных витражных окнах отображали различные сцены из жизни, но не Христа или апостолов, а Эрлькёнига и его невест. Справа можно было видеть золотоволосую девушку в белом платье и темную фигуру с рогами. На следующих панно менялись времена года, девушка в белом худела и бледнела. На самом последнем она умирала в объятьях рогатого существа, а за его спиной стояла девушка в синем.
На витражах по левую сторону от входа был изображен молодой человек в алом костюме. Верхом на белоснежном коне он несся через лес в сопровождении свиты, состоящей из мелких хобгоблинов и других странных созданий. История разворачивалась: всадник встречал на пути загадочного рогатого незнакомца, чью голову окружал нимб, но не света, а тьмы. Молодой человек опускался перед ним на колени, и обоих поглощал темный ореол. Далее зритель видел, как смутная серая фигура удаляется прочь на белом коне, а молодой человек в алом остается посреди леса, и голову его венчает корона в виде оленьих рогов.
Ответы всегда были здесь, в этом месте. А мне и в голову не приходило искать их в обители Господа…
Я опустилась на колени перед распятием. Набожной я никогда не была и в лучшем случае могла считаться пассивной христианкой, а в худшем – язычницей, веря в Бога примерно так же, как ребенок безоговорочно верит в наступление завтрашнего дня. Ни молитвам, ни катехизису в нашей семье особого значения не придавалось, и все-таки я преклонила голову перед алтарем.
Как просить о мужестве или решимости, я не знала. Не знала, как просить о том, чтобы время остановило ход, хотя бы ненадолго. Я понимала, что не готова подняться наверх. Пока не готова.
В часовне не было зеркал, отражавших внешний мир, но я представила Рощу гоблинов в предрассветный час: окутанную мраком, с чуть заметной кромкой синевы по контуру. Час, когда кобольды и хёдекены устраивают свои игрища, говаривала Констанца. Я представила, как небо светлеет и меняет цвет – столь постепенно и плавно, что глазом не уловить. В верхнем мире, куда я вернусь, чтобы жить, каждая секунда каждого нового дня сгорает безмолвно и незримо, так что о смерти думаешь не больше, чем о рассвете, который едва брезжит над горизонтом.
Я никогда не размышляла о старении и о том, какой стану, достигнув возраста моей бабушки. Высохшей и брюзгливой, как Констанца? Или больше похожей на маму, чьи тонкие черты лица и поредевшие волосы тронуты скорее легким налетом мудрости, нежели старости? Я провела пальцами по щеке: кожа еще гладкая, еще молодая. С годами она начнет провисать, терять форму и упругость.
Мою сестру подобные мысли привели бы в ужас, я же находила в них успокоение. Состариться означает прожить долгую, полноценную жизнь. Не все из нас удостаиваются такой роскоши. А теперь я снова обрету эту привилегию…
– Элизабет? – На пороге стоял Король гоблинов. В руке он держал скрипку. – Дорогая, раньше я не замечал за тобой религиозного пыла, – с легким удивлением произнес он.
– Во мне его нет. – Я встала и отряхнула пыль с коленей. – Я пришла укрепить дух.
В его взгляде сквозила печаль.
– Для чего?
– Чтобы быть готовой к завтрашнему дню.
Король гоблинов улыбнулся, и улыбка его была полна сострадания. Он приблизился ко мне, встал рядом.
– И Он ответил?
– Нет.
Король гоблинов покачал головой.
– Возможно, Господь уже дал тебе ответ, но ты этого еще не понимаешь, – мягко сказал он, легонько постучав пальцем по моей груди в области сердца. – Пути Его неисповедимы.
– Лично я предпочла бы поменьше загадочности и побольше определенности.
– Мы все так говорим, – усмехнулся Король гоблинов.
Я с досадой закатила глаза, но тут мой взгляд упал на инструмент в его руке.
– А это зачем?
Не ответив, он принялся настраивать скрипку. Плинк, плинк, плинк, плинк. Вместо установки стандартных интервалов, Король гоблинов подтягивал струны иначе.
