– За ними! – кричал впереди Ратияр.
Лют с седла выпустил по серым спинам две стрелы, но не попал и вскачь помчался к опушке, увлекая за собой остальных.
В лесу древляне не стали отбиваться – просто разбежались. Лют вломился в заросли, кинул щит за спину, перебросил поводья в левую руку, в правую взял секиру. Погнал коня туда, где качались ветки, отмечая путь убегающих древлян. Мелькнула в зарослях спина под бурой свитой – этого беглеца он наметил для себя и старался не упустить.
Деревья расступились, выпуская на поляну; ее пересекал ручей, делая излучину и среди зарослей осоки устремляясь к близкой реке. Мужик в бурой свите, не оборачиваясь, но слыша за собой фырканье коня, раздвигающего ветки, пустился бегом через поляну. Хотел скакнуть через ручей, но попал в яму и провалился по колено. Замешкался на миг, пытаясь выбраться, и этого хватило. Лют придержал коня, заученным движением выхватил из чехла на седле сулицу и метнул древлянину в спину. Острие вошло прямо между лопаток, и мужик завалился в воду лицом вниз.
Лют проехался по краю поляны, прикидывая, стоит ли добраться до тела и забрать сулицу. Но нет: ступит в яму конь, сломает ногу, а его выученный чалый стоит дороже, чем сулица. Поскакал вдоль поляны, перемахнул ручеек в более узком месте, остановился. Огляделся, прислушался. Обычных звуков леса никакое движение уже не нарушало. Но это не значит, что здесь никого нет. Лют снова поднял щит и поехал обратно к опушке. Пора трубить сбор – если вылавливать в лесу людей, вооруженных луками и успевших спрятаться, это может закончиться большими потерями. Древлянам хватило ума разбегаться поодиночке, а гоняться по чаще за пешими, знающими местность, да еще по листве – пустое дело. Вот зимой они бы не ушли: следы видно, а по глубокому снегу конь идет куда быстрее человека.
Две лошади лежали в воде брода – одна еще билась и вскидывала голову, другая лишь покачивалась в потоке, застреленная насмерть. Близ воды на той стороне лежало два неподвижных тела. Еще человек пять сидели, зажимая раны. Кое-кто из людей Алдана уже был там и занимался перевязками. Валялся в камнях брода красный щит, из него торчало четыре-пять стрел.
Взятый Лютом в этот поход «царьградский» десяток Владара собирался медленно. Люди возбужденно переговаривались, двое ссадили наземь раненного стрелой и перевязывали ему бедро. Лют пересчитал их – кого-то не хватало.
– Свена нет, – подсказал Владар. – Шмеля.
У него в десятке было два Свена: Шмель и Щербатый.
С другой стороны поляны собирались люди Алдана и Ратияра. У них тоже пропали двое. Лют подъехал к ним, и тут с той стороны переправы, где остался Мистина, донесся звук рога. «Все ко мне!»
* * *Вступать в ближний бой с русами не требовалось: нужно было лишь заставить их бросить силы в заросли, чтобы пять оставшихся десятков во главе с Миляем могли выскочить и увести лошадей, сколько получится. С ними был и Липняк. Берест уже немного обучил его ездить на Рыбе и надеялся, что отрок справится с русинским заводным конем.
– Добудешь коня – твой собственный будет! – пообещал он отроку. – Сам вершником заделаешься, что твой боярский сын!
У парней горели глаза, но иные были бледны и с трудом сдерживали дрожь. Самые младшие даже не были вооружены – им требовались свободные руки, чтобы вскочить на взнузданных, но неоседланных лошадей и рвануть назад по дороге. А потом – на тропу, где шагов через двести приготовлена еще одна засека. Своих она пропустит, а перед чужими рухнет ветвистыми стволами, отрезая путь. Важнее всего – оторваться.
Берест стремглав летел в глубь леса. Он втолковал своей засадной дружине: убегать врассыпную, никто не беги за братом и сватом, только одиночкой. Но сам хотел лишь скрыться с глаз, а там поглядим. У него еще оставалось четыре стрелы, не уносить же их просто так? Увидел густую кучку молодых елочек, едва в рост человека. Нырнул под зеленые лапы, присел, наложил стрелу и застыл в ожидании, стараясь дышать ровнее и вглядываясь в лес.
Там, откуда он прибежал, послышалось фырканье лошади. Из-за деревьев, шагах в двадцати, показался всадник. Щит был у него за спиной, в руках лук; привстав в стременах, он выцеливал себе добычу меж ветвей.
Берест застыл, едва дыша, однако отметил: ты меня не видишь.
Весь мир забылся. Кто кого приметит первым? Один-два вдоха на то, чтобы прицелиться, а дальше дышать будет только один из двоих…
Всадник шагом продвигался вперед. К Бересту он был обращен боком. Берест прицелился под поднятую правую руку, где в кольчужном полотне оставался проем. С двадцати шагов и дитя не промахнется…
Миг – и стрела вошла всаднику под мышку. Русин завалился из седла влево, но застрял ногой в стремени. Лошадь прошла еще несколько шагов и встала – тело зацепилось в зарослях и не пускало ее дальше.
Берест быстро огляделся, прислушался. Вспомнил того коня, на каком умчался из подожженного малинского гумна. Выскочил из-под елок, пробежал, пригнувшись, меж деревьями, высвободил ногу мертвеца из стремени, подобрал поводья…
И вздрогнул: совсем близко взревел рог. Звук обрушился на него, как удар плети. Трубили на поляне у засеки над бродом. Берест живо вскочил в седло и рванул вперед, в заросли. Жаль, не успел хоть пояс или шлем снять с русина…
С той стороны реки вновь запел рог – уже другой. Уметь бы еще разбирать, что за знак русы подают. К бою? К отходу?
Битва разбросала Миляеву дружину: от засеки все разбежались по лесу, а те, что ждали на дороге, сейчас уже должны с добычей мчаться через лес к Божищам. Надо пробираться туда.
На обычной дороге к Божищам сейчас должны быть русы, ехать придется обходным путем. А очень хотелось попасть на ту дорогу и поскорее узнать: хоть что-то удалось?
Опомнившись, Берест попытался осмылить, как все прошло. И вспомнилось кое-что, виденное сквозь ветки засеки, пока русы мчались через реку.
Он или не он?
В одном всаднике на броде Бересту померещилось нечто знакомое. Серая простая свита, на ней кольчуга, сверху тоже серый плащ – ничего приметного, но память отзывалась, как на уже виденное. Лицо всадника закрывала кольчужная завеска – бармица, между нею и краем шлема были видны только глаза – глубоко посаженные, узкие от азарта и веселые. Эти веселье и азарт скрытого под железом лица пугали, будто перед тобой настоящий выходец из Нави.
Неужели снова он? Тот, что разорил Малин? Лют, Свенельдов сын…
Жаль, что не он пустился вдогонку за Берестом. И, будь на то воля Перуна и чуров, уже сейчас Берест мог бы отомстить за Малин и
