Я подхватила первое, что попалось под руку, — бронзовую курительницу-цветок, источавшую легкий травяной аромат, и запустила ее в стену. Металл с глухим стуком звякнул о стену, содержимое расплескалось, неровными пятнами растекаясь по обивке и ворсу ковра. Взгляд зацепился за драгоценности, лежавшие на столике, я подхватила их и, вылетев на балкон, швырнула вниз, в мгновенно поглотившую их бездну высоты.
— Вррр?! — Дири подлетел ко мне и боднул в ногу с такой силой, что я едва устояла.
Именно это и привело в чувство, особенно когда виаренок ткнулся горячим носом в халат, заставив вздрогнуть. Впрочем, виаренком его уже можно было назвать с большой натяжкой: рос он настолько шустро, что перестал помещаться на лежанке, которую соорудили специально для него. Лапки выпрямились, крылья вытянулись, удлинился хвост — все, что нужно для правильного полета и приземления. По этому поводу Дири мотнул головой в сторону перил.
— Вррр!
— Поздно уже.
— Вррр! — Лапы шкрябнули по полу, а мне просительно заглянули в глаза.
— Ладно, — вздохнула. — Немного полетаешь, пока я не покромсала все подарки местара.
Потому что, признаюсь, искушение было велико. Разодрать на клочки платье, в котором мне предстояло появиться еще один раз в случае победы.
Победы, которая сейчас казалась далекой и недосягаемой, как сходящиеся на небе две луны, царапающие небо острыми краями зарождающихся полумесяцев. Скоро двойное полнолуние, явление столь же редкое, сколь и опасное: драконы обретают невиданную силу пламени, причем не только чистокровные звери. Мы, иртханы, тоже реагируем на двойное полнолуние, удержать в себе звериное начало в это время сложно, если не сказать больше. В такую ночь сильные иртханы оборачиваются, чтобы пламя не сожгло их дотла, а у тех, кто обернуться не способен, человеческое начало отступает перед внутренним зверем.
— Сюда. Иди сюда. — Я похлопала по перилам, и Дири вспорхнул ко мне. — Далеко не улетать. Как только позову — сразу назад.
Виаренок виркнул, а потом расправил крылышки, оттолкнулся и взмыл ввысь. Я смотрела, как Дири резвится над балконом, тренируя крылья, — то расправляя их и паря вдоль стен, то складывая и стрелой устремляясь вниз. Облокотившись о перила, позволила ветру окончательно высушить волосы и перебирать их, как струны прайнэ. Ночная Аринта переливалась рассыпанной во тьме крошкой драгоценных камней-огоньков, а я смотрела на верещащего от радости Дири и в этот момент отчаянно, неистово ему завидовала.
Меня разбудил шум. Непривычный, поскольку в моих покоях всегда было тихо, даже океан в этой части замка рокотал издали приглушенно, как недовольный дракон. Негромкие голоса нэри (нарочито пониженные, чтобы меня не потревожить) сейчас вызвали лишь полусонное недоумение. Ровно до той минуты, когда в них ворвался голос Сарра. Откинув покрывало, я спешно поднялась, набросив на ночное платье халат, быстро пригладила выбившиеся из косы прядки и вышла из спальни.
— Говорю же вам, местари еще спит.
— Так разбудите!
На этом я и застала моих нэри. Лирхен, обычно занимавшая покровительственную позицию в этой парочке, сейчас отступила в сторону, зато Фархи, уперев руки в бока, стояла перед моим братом. Ростом немногим выше него, воинственно вскинув голову и всем своим видом показывая, что дальше он не пройдет. Судя по всему, девушка готова биться за каждую минуту моего сна, но сейчас, заметив меня, только растерянно моргнула.
— Местари, простите… мы говорили вашему брату, что…
— Ничего страшного. — Я улыбнулась, но Сарр не ответил на мою улыбку.
Напротив, сложил руки на груди и мотнул головой.
— Выйдите!
Последнее относилось к моим нэри, и в его словах сейчас не звучало ни капли почтения, поэтому я нахмурилась.
— Лирхен, Фархи, пожалуйста, подождите у себя, пока я переговорю с братом.
Девушки склонили головы и вышли, а Сарр стремительно шагнул ко мне.
— Как ты могла?!
Его глаза сверкали, он сжимал кулаки и раздувал ноздри. Глядя на меня так, словно я совершила нечто непоправимое.
— Сбавь тон, — осадила его. — О чем ты?
— Сбавь тон?! — яростно выпалил брат. — О чем я?! О твоем потрясающем выступлении вчера на открытии отбора! Весь замок только об этом и говорит. О том, что ты во всеуслышание заявила, что была наложницей!
Вот, значит, в чем дело. Стоило догадаться сразу.
— Я не могла поступить иначе, Сарр. На это были причины, и…
— Какие?! — прорычал он. — Помимо тех, что ты выставила нас на посмешище?! Весь наш род, память наших родителей! Своей идиотской выходкой! О чем ты вообще думала?!
Его ярость плеснула в меня, и меня затрясло как никогда раньше.
— Возможно, я думала о нас, Сарр? — спросила тихо, стараясь удержать чувства внутри. — Думала о том, как нам выжить, как и всегда? Как каждый день после того, как мы бежали из Ильерры. Как каждый день, когда мы оказались в Аринте?!
— Для этого надо было называть себя шлюхой?!
Звук пощечины вышел настолько резким, что вздрогнула даже я. Испугавшись того, что сделала, потянулась к нему, но он отступил. Стремительно, не позволяя себя коснуться, взгляд стал жестким, скулы обозначились резче.
— Правду говорят во дворце, что тебя нагуляли непонятно от кого, — выплюнул он мне в лицо. — Не может у меня быть такой сестры, а у родителей — такой дочери!
— Вон.
— Что?!
— Убирайся.
Я не сразу поняла, что голос принадлежит мне — тихий, глубокий, низкий. Таким можно было отдавать приказы, если бы не стягивающая мою шею таэрран. Сейчас она душила меня сильнее, чем когда бы то ни было.
Сарр развернулся, напоследок окатив меня яростным взглядом, и вылетел за двери. В наступившей тишине ее удар прозвучал словно пощечина, только гораздо резче, чем моя. И гораздо больнее.
Я вернулась в спальню и, не снимая халата, упала на ложе. Оглаженные утренним свежим ветерком наволочки холодили горящие щеки, но слез не было. Я смотрела, как колышутся занавеси, идущие волнами, как блики перекатываются по ним, точно по водной глади. Смотрела и вспоминала.
— Местари Ильеррская! Местари Ильеррская, я правда не
